— Твой брат был прав — у нас много общего. Он рассказывал мне о вашем… несчастном случае.
— Каком несчастном случае? — с изумлением и явным раздражением произнес Бальдр. — Имир тебе рассказал о каком-то несчастном случае?
— О пожаре… разве это не несчастный случай?
— А, пожар!..
Он тут же успокоился, обуздав уже зарождавшийся в нем гнев.
— И что именно он тебе рассказал?
Анжела испытала нерешительность, удивленная его недавней реакцией.
— Он говорил, что на Рождество…
— Да?..
Бальдр смотрел куда-то в пустоту. Анжела почувствовала, что и у нее к глазам подступают слезы.
— …вы устроили пожар…
— Не мы! Они!
— Что?!..
— Видишь ли, наши родители были монстры. Обычные монстры. Обычные, как тот мир, в котором ты жила… Мы вынуждены были жить с ними, приноравливаться к их безумию… В тот вечер, на Рождество, они напились. И попытались меня сжечь.
— Попытались… что?!
— Да, Анжела, ты хорошо расслышала. Они хотели сжечь ребенка, которого ненавидели и не могли больше выносить… Но огонь перекинулся на весь дом, и они оказались в ловушке. А я убежал вместе с Имиром. Я попросил брата спрятать меня, защитить от этого мира. Здесь, как видишь, я стал сильнее.
Теперь Анжела смотрела на Бальдра, как на самое чистое и невинное из всех земных существ. Так же как и она, он прошел через такие испытания, которые полностью преображают человека. Он казался ей восхитительным. Гораздо более желанным, чем Имир.
Воздух в доме пропитался чудесным запахом жареной оленины с печеной картошкой под соусом. Тело Анжелы отяжелело от такого сытного обеда, но она бы не отказалась от десерта. Поедая оленя, которого Бальдр убил собственными руками, она забавлялась мыслью о том, что и сама когда-нибудь пойдет викингу на ужин, здесь, в этой комнате, между очагом и библиотекой.
Она размышляла об Имире.
Она размышляла о своем предательстве.
Она не знала, что именно об этом думать.
Она разглядывала большую комнату. Представляла обоих братьев, сидящих рядом возле полок, заполненных книгами, оружием, рабочими инструментами и домашней утварью. Два существа, предназначенных судьбой для выживания в суровых условиях, две симметричные части одного целого, разделенные темным провалом могилы, в которую им предстояло опустить ее душу юной девушки…
От Бальдра исходили почти физически ощутимые волны желания, смешанные с ароматом жареного мяса. Насытившись, он аккуратно положил нож и вилку крест-накрест на изящную тарелку: кончик ножа, блестящий от жира, оказался на бедре выпуклого стеклянного ангелочка.
Бальдр ощутил теплое дуновение — словно легкий ветерок вырвался из его воображаемого мира и нежно коснулся лица.
Он представлял себе, что подставляет лицо солнцу. Этот образ действительно его согревал.
Он вспомнил голос деда, знавшего названия всех цветов, росших на обочинах тропинки, но запрещавшего ему с братом их рвать — «потому что лес нам не принадлежит».
«На другом конце стола, на другом поле она ждет, чтобы я стал ее цветком», — бессвязно думал викинг.
Сколько раз он и брат блуждали по лесу? Два воина, охраняющие границы, установленные патриархом… Сколько раз ему хотелось нарвать этих запретных цветов и разложить их вокруг тела брата, поверженного им в бою! Устроить торжественное погребение на лугу…
— О чем ты думаешь?
Деревья вновь превратились в стены дома, клеткой сомкнувшиеся вокруг них.
— Так, ни о чем особенном… детские воспоминания…
— Но это и есть самое важное.
— Воспоминания детства отличаются от других. Для них не существует временных рамок. Они — как панические вдохи и выдохи истинного времени, единственного времени в сердце метронома… Истинные воспоминания ни хороши и ни плохи…
Анжела протянула к нему руки, затем развела их в стороны для объятия.
Она и Бальдр должны быть вместе, чтобы обрести реальное существование… Момент настал.
Если руки мужчины не стремятся к захвату, значит, они парализованы. Но никогда еще Анжела не чувствовала столь крепких объятий. Ласки Бальдра приводили ее в состояние, близкое к одержимости. Гигант буквально пожирал ее. Тело Анжелы было настолько миниатюрным по сравнению с ним, что он мог вертеть ее, как куклу. Он словно пробовал ее на вкус, и ему это нравилось — он рычал и стонал от удовольствия. Скованная в движениях, она, тем не менее, тоже ощущала себя исследовательницей огромного тела этого мужчины.
Она думала: «Я не должна думать».
Но все равно думала: «Он мой любовник».
Язык Бальдра скользнул между ее грудей, поднялся выше и остановился у плеча. Затем возобновил движение снизу вверх, вдоль живота, подрагивая от возбуждения. Он неутомимо скользил по этому нежному, трепещущему пространству, лаская его и поглаживая. Он провел рукой между ее ног, еще усилив лихорадочный жар ее тела. Затем, обхватив одной рукой ее талию, а другой — затылок, приподнял ее и склонился к ее губам, целуя этот полураскрывшийся цветок.
Он снова застонал, на лице его появилось выражение, словно у ребенка, получившего вожделенный подарок и забывшего обо всем на свете. Он словно выпивал ее, причем каждый глоток был как последний.
Видение Ледяного Дворца, сверкающего застывшего водопада не покидало ее мысли. Руки Бальдра скользили вдоль ее спины, губы замерли, прижавшись к шее. Анжела чуть скосила глаза, наблюдая за отблесками пламени на стене.
Отвечая на его ласки, она представляла себя скульпторшей, которая шлифует, преобразует, доводит до совершенства созданный ею великолепный монумент. Затем Анжела обняла Бальдра так крепко, словно собиралась задушить. Они перекатывались друг через друга, не разжимая объятий и не размыкая губ, запечатанных божественной болью, — кольцо плоти в отблесках пламени…
Потом они взглянули друг на друга, освобожденные и счастливые.
Имир прижал губы к груди своей возлюбленной:
— Моя госпожа, моя женщина, моя королева…
Анжела снова впилась в его губы поцелуем. Слышалось лишь их прерывистое дыхание и потрескивание очага. Их тела были горячи от внутреннего жара. Анжела затаила дыхание, чувствуя стук сердца мужчины рядом со своим сердцем. Он снова застонал, чувствуя, как его пальцы погружаются в тайную реку. Анжела смотрела на него. Бальдр осторожно посадил ее к себе на колени. Ее пылающая щека коснулась его груди, равномерно вздымавшейся и опадавшей. Бальдр привстал на коленях, словно хотел, чтобы и он сам, и Анжела стали выше. Она почувствовала его мощные руки на своих бедрах. Чем сильнее она чувствовала вновь охватившее его желание, тем большее удовольствие испытывала.
На стене чья-то тень неумолимо надвигалась на тень Анжелы.