Дверь приоткрылась, и на цыпочках вошел Йохансен.
— Ты бы лучше пошумел, — проворчал Крагсет, — глядишь, он бы очнулся.
— Вы так думаете, шеф?
Вместо ответа Крагсет нетерпеливо поерзал в кресле. Йохансен несколько минут просидел молча. Из-за угнетенного вида начальника у инспектора создалось мрачное впечатление, что они бодрствуют у ложа мертвеца. К счастью, регулярное попискивание аппаратуры, словно жизненный метроном, свидетельствовало о том, что Бьорн жив.
— Альбер был прав. У нас пока нет доказательств, что взрыв автобуса был предумышленным, но зато мы обнаружили, что шины были проколоты ножом.
— Ножом?
— С зазубренным лезвием.
— Хм… Охотник?
— Или ныряльщик…
Крагсет не разглядел лукавого выражения на лице подчиненного, но изменившийся тембр голоса его заинтересовал.
— Ныряльщик, говоришь?
— Я навел справки у единственного поставщика снаряжения для подводного плавания. Угадайте, кто был его последним заказчиком?
— Так-так… Он приобрел гипотермический комбинезон?
— И вот еще что. Когда мы проверяли документы на автобус, нас ждал еще один сюрприз. Так сказать, вишенка на торте. У Здоровяка, оказывается, есть еще и автомобиль. «Ренджровер».
Крагсет соскочил с кресла и вплотную приблизился к кровати.
— Ты ведь это знал, не так ли? Ты знал, что это его рук дело! А если не знал, то догадывался, как обычно.
Йохансен с опаской покосился на дверь. Если кто-нибудь сейчас войдет, то увидит комиссара, который трясет как грушу своего коллегу, чудом избежавшего смерти…
— Успокойтесь, шеф.
Крагсет отошел от кровати и начал рыться в шкафчике с вещами Бьорна.
— Шеф… Это не очень…
— Не очень что?
Крагсет внезапно застыл. Обе его руки так и оставались в карманах куртки Бьорна. Потом на физиономии старшего комиссара отразилось торжество, и он выхватил из кармана смятую журнальную страницу. Он снова подошел к кровати и, развернув страницу поверх простыни, уткнулся носом в фотографии. Потом, чертыхнувшись, перевел глаза на помощника:
— Ну и что это, Йохансен?
— Шестьдесят третья страница…
— Да, но вот это? Говори, что ты видишь?
Йохансен приблизился и увидел, что палец Крагсета упирается в одну из фотографий.
Два золотых треугольника в стеклянном шаре ни о чем ему не сказали, но подпись была красноречива: Dengyllensommerfug. Золотая бабочка.
Странный туман, шепчущиеся голоса, пощелкивание, осторожно открываемые двери… Бьорн поднимался из глубин забытья, пробивая густые облака, застилавшие сознание. Ни верха, ни низа словно не существовало… Вернуться. Вернуться.
Мысль о монстре всплыла у него в голове.
«Монстр нас защищает. Хранитель мира, он поддерживает его целостность и порядок».
Приборы вокруг фиксировали мельчайшие движения, происходящие внутри его организма, но он пока об этом не знал. Он слышал голоса — но чьи? Голоса что-то ему говорили… Наконец он смог открыть глаза. Больничная палата и его бывшие коллеги, крайне возбужденные, кажется, спорящие… Стон Бьорна заставил их мгновенно замолчать.
Вызванные Йохансеном врачи были вынуждены признать, что, хотя их пациент вернулся из очень дальнего далека, вернулся он в здравом уме и невероятно энергичным.
Крагсет дрожал от нетерпения. Не в силах удержаться, он забрасывал Бьорна вопросами. Лица двух коллег, которые Бьорн видел между быстро двигающимися руками врачей, то и дело поворачивались друг к другу с выразительными гримасами. Затем Йохансен додумался принести из холла paper-board, и под руководством инспектора началась увлекательная игра «Вопросы и ответы в картинках».
Однако никаких четких выводов в ходе разгадки ребуса сделать так и не удалось. Самую важную информацию Бьорну никак не удавалось сообщить, и это приводило его в отчаяние. Анжела… Берген… суровая интернатская директриса… хрупкий доктор, блуждающий в склеротических сумерках… Лица и события всплывали в его памяти, но он не мог вспомнить последних слов доктора Исаксена. Дубинка, обрушенная на его голову, выбила из памяти некоторые детали…
— Имир наверняка поехал на север! Надо его задержать! — воскликнул Йохансен.
— Не пори горячку, — недовольно заметил Крагсет. Он видел, что подчиненный с трудом держит себя в руках.
— Эли видела его аэроглиссер на причале у отеля в ночь «большой стирки». Бьорн утверждал, что ему хватило бы времени на все, включая дорогу во Фредрикстад и обратно.
— Да.
— Имир сам вывел из строя свой автобус, а потом спасся с помощью гидрокостюма, который надел под обычную одежду. Это же вполне очевидные факты! Разве нет?
— Я с тобой вполне согласен, Йохансен… Так что же, наш Здоровяк — самый страшный убийца, какого только знала Норвегия?..
— Нужно найти Имира, комиссар! Нужно найти Имира…
Превозмогая боль в сломанной челюсти, Бьорн собрал все силы и произнес одно-единственное слово, больше похожее на стон. Но коллеги сразу его поняли.
— Анжела, да, — повторил Крагсет, — Анжела… Нужно найти Анжелу. Бедная девочка… Из твоих записок следует, что она потеряла сестру-двойняшку. И в прошлом была мажореткой. Близнецы, Анжела… повторяющаяся история с двойниками.
Бьорн слабо кивнул.
— Этой несчастной девушке никогда бы не стоило встречаться с Имиром.
Затем Крагсет наклонился к самому лицу Бьорна, чтобы быть уверенным, что тот подтвердит его соображение:
— Эти руны… все эти шуточки… Какое-то эхо событий детства? Мажоретки… их блестящие костюмы… Имир хотел спрятаться за этими костюмами?
При этих словах Бьорн вздрогнул всем телом.
Итак, они были на верном пути.
Осененный внезапной догадкой, Йохансен вскинул руку с фломастером. Он писал и в то же время произносил:
— А что, если… брат Имира выжил? А что, если… оба близнеца уцелели после пожара?!
— Вот это уже лучше, — удовлетворенно сказал Крагсет, заметив, что в глазах Бьорна при этих словах блеснуло одобрение. — Знать бы еще, кто именно из братьев выжил?
День зимнего солнцестояния почти не отличался от ночи. Анжела мрачно думала: «Это твой день рождения. Ты повзрослела, но что толку — ты по-прежнему не более свободна, чем эта бабочка в стеклянном шаре!..»
Каждый раз, когда она переходила к перегородке, отделяющей жилую комнату от загона для собак, те начинали ворчать. Она помогла Бальдру навести порядок в доме. Говорили они мало. Анжела не решалась затрагивать темы Золотой бабочки, ссоры двух братьев, подаренного ей украшения, которое само по себе проясняло какие-то вещи, но именно поэтому они становились еще более ужасающими. Каждая из ее мыслей была омыта волнами страха, поднимающимися из недавнего прошлого. Чем больше она пыталась их отогнать, тем сильнее чувствовала, как мрачнеет хозяин дома. Она искоса наблюдала за ним: он передвигался на четвереньках по полу, разбирая книги, вытащенные из огня, и что-то бормотал. Его грубые руки охотника ласкали книжные переплеты. На нее он даже не смотрел. Он и она были словно два случайных любовника, встретившиеся в мотеле на краю света, которым наутро не о чем разговаривать. Наконец Анжела решилась ему сказать, что, может быть… может быть, ей пора возвращаться в город.