– Уже отпустил. И через Саутгемптона к нам уже вторая редакция «Гамлета» пришла. Там полно намеков на бунт Эссекса. Но ты, Уилл, не бойся. Если ты не хочешь, тень отца Гамлета будет играть Джон. Он малый способный. Но ты сам решай, Уилл.
– Я уже давно все решил. Больше на сцену я не выйду. Давай за это выпьем.
– Давай я налью, Уилл, старина. Как же я по тебе скучал!
– А я, Дик, врать не стану. Я по тебе не скучал. Не знаю почему. Я вижу, ты друг мне. Но ты ценишь только мое участие в деле, мою роль во всем этом. Тебе проще, Дик. А я? Как я могу ценить свою роль, если мне ее играть-то почти не приходится. А если бы пришлось, то я вряд ли и справился бы. Моя жизнь – только тень минутная. И я – жалкий актер, который кривляется на этой сцене.
– Нет, Уилл! Кто бы еще в такой ситуации был верен своему слову, судьбе?… Не знаю, чему именно ты верен, но знаю, что верен. Я вижу, что тебе не просто. Но ты же придешь в среду на примерку костюма для коронации? Мы все зависим от тебя, Уилл.
– Так что, брат, теперь мы все зависим от тебя…
Алекс уже порядком выпил и погрозил Олегу пальцем. Тот тоже был уже откровенно пьян.
– Мне кажется, ты переоцениваешь мою роль во всем этом…
– Нет, Сомов… пардон, Вэлс. Это ты провел этот экспериментум крусис. [39] Так что вся каша заварилась из-за тебя… Я вижу, что тебе не просто. Но ты же доведешь все до конца?
– А… кто его знает… Чего ты ко мне привязался? Нас еще в этой Америке могут перехватить, и тогда плакал наш план. Короче, хватит. Обеда я ждать не буду. Буду спать.
Александр Сомов, а ныне профессор из Кембриджа Алекс Вэлс, закрыл глаза, завернулся в плед и тут же заснул. И приснился ему сон, в котором его жена Таня, в его серой брючной тройке, с котелком на голове, сидела на спинке того самого кресла в том самом отеле Лондона и говорила: «А теперь с тебя, Сашенька, тысяча фунтов стерлингов. И ни копейкой меньше». А потом она танцевала очаровательный танец, а потом они играли в дурака на раздевание, и он каждый раз проигрывал, так что в итоге остался в одних трусах, а Татьяна из одежды лишилась только котелка. Потом она ужасно обиделась, сказала: «Вот так всегда!», заплакала и заперлась в ванной. Алекс стал стучать и ломать дверь, тоже заплакал и проснулся…
Проснулся в холодном поту. Какая же я сволочь, подумал он искренне. Дрожащими руками достал ноутбук, открыл заветный сайт и начал просматривать все страницы подряд, одну за другой. Два часа, а то и больше, пока спал Романов. В Первом Фолио было три нумерации, если не считать начальных посвящений, списка действующих лиц и оглавления, на которых страницы не были пронумерованы вовсе. В соответствии с оглавлением книга делилась на три раздела: комедии, хроники и трагедии.
Комедии открывались «Бурей» и кончались «Зимней сказкой», из чего было ясно, что под комедией в те времена понимали далеко не только забавные истории. В комедиях и хрониках с нумерацией было вроде бы все в порядке, но вот в последнем разделе – «Трагедии» – с номерами страниц начало твориться что-то странное. Согласно оглавлению «Трагедии» должны были начинаться «Кориоланом». Однако первой трагедией шла не слишком уж трагическая пьеса «Троил и Крессида», которая просто отсутствовала в оглавлении.
Страницы в «Троиле и Крессиде» вообще не имели нумерации. Только третья и четвертая были обозначены как семьдесят девятая и восьмидесятая. Ни о какой опечатке здесь не могло идти и речи, как в случае ошибочной нумерации в «Гамлете», обнаруженной Сомовым еще в Лондоне. Получалось, что в разделе «Трагедий» было не триста девяносто девять страниц, а триста девяносто девять минус сто, пропущенных в «Гамлете», плюс двадцать шесть непронумерованных страниц «Троила и Крессиды»! 399–100 + 26 = 325. Итак, триста двадцать пять страниц.
Кроме того, на последней странице книги стоял номер 993 вместо 399. Эту ошибку можно было бы считать опечаткой, если бы не вновь открывшиеся факты. Получается, что сбои в нумерации были не случайными. Для этого книгу специальным образом сверстали, пропуская нужное количество страниц и сознательно меняя их номера так, как этого требовалось, чтобы в итоге получить нужные цифры.
Сомов почувствовал, что открыл Америку, даже еще не прилетев туда! Тогда получалось, что 993 не просто случайное число-опечатка, особенно если учесть, как сложно было печатником добиться такой нумерации. А раз так, то здесь и могло быть зашифровано имя автора.
Когда Романов проснулся, он увидел, что Сомов блаженно улыбается во сне. Жалко его, подумал Романов. Как только Александр закончит исследование, он станет больше не нужен. И что с ним делать? Отдать полмиллиона и отпустить? Нет, Кенадит вряд ли пойдет на это. К тому же Сомов теперь слишком много знает. А ведь неглупый человек – и такая наивность! Или это не наивность и он ведет какую-то свою, не понятную Олегу игру? Вряд ли… Чего можно ожидать от запуганного филолога? Он изо всех сил пытается спасти семью, даже не предполагая, что ее не от чего спасать. Господи, как всё гнусно получается… Нет, он бы, конечно, его не стал трогать по своей воле… Но на кону такие деньги, которые и во сне не увидишь.
Александр вздрогнул во сне и открыл глаза.
– Что, проснулся?
– А который час? А… да я и не спал почти. Всего пятнадцать минут подремал. Ты вот два часа дрых, а я за это время несколько открытий сделал, – похвастался Александр, сладко зевая.
– Ну колись.
– Боюсь сглазить. – Сомов три раза сплюнул через левое плечо. – Да и к чему тебе?
– Темнишь. – Романов был доволен скрытностью Алекса. Теперь совесть его будет не так мучить, раз и Сомов хитрит.
– Да ничего не темню. Просто проверить все надо. Книгу в руки взять, тщательно изучить каждую страницу… А вот ты напоил меня, но так и не рассказал, что же там увидел, в той квартире… ну где агент твой жил.
– А вот этого тебе лучше не знать. Мало ли что! Если я тебе расскажу, то потом эту информацию из твоей головы вытащить проще простого. Безо всякой трепанации, – пошутил Олег в своей обычной манере. – А так никто не докажет, что ты там был.
– А я как дурак себе алиби на эту ночь сделал… надежное вроде. – Алекс слегка поморщился, вспоминая подробности. – Выходит, напрасно?
Коронация в Вестминстерском аббатстве измотала Уилла, словно он сам был главным действующим лицом. Вот уж где театр так театр! Как хорошо, что он уезжает к себе в Стратфорд, чтоб никогда такого не видеть… Больше всего Уилл боялся, что ему зададут какой-нибудь вопрос, типа: а какой трагедией теперь порадуете?
Ой, как ноги гудят! Как будто два спектакля подряд отыграл, не уходя со сцены… А жара? А духота? А толпа народу? Но они-то все придут, помашут ручкой, поприседают, и привет. А мы? А мы, «слуги короля», прошу прощения, избранные слуги короля в красных атласных костюмах, должны стоять, как гвардейцы на карауле. Нет, какие уж там гвардейцы! Просто фон. Создавали красный фон для его белоснежного одеяния. Да, конечно, так он и задумал! Нет, слава тебе господи, что я уезжаю. Только бы не стоять так больше.