Но самое удивительное, что на обороте титула было как минимум еще одно лицо…

Александру даже показалось, что на этом рисунке какой-то человек лежит в гробу и сжимает в кулаке жезл, которым тычет себе в грудь или в живот, в центр той самой то ли бляхи, то ли герба. Нужно разглядеть эту гербовую бляху повнимательнее…

Если же рисунок повернуть на девяносто градусов, то на нем различимы то ли фигурки, то ли куколки. Наверху, слева от самой верхней фигурки, явно изображена женщина с обнаженной грудью, которая повернула голову в сторону соседки. Справа от нее голова женщины, которая также смотрит на свою соседку. Слишком близко, прямо оргия какая-то!

Что еще здесь можно было увидеть? В исходном (неповернутом) варианте этот герб напоминал каменные ступеньки винтовой лестницы, уходящей вниз. В левой верхней четверти рисунка был даже черный крестик. Бред, пустое…

И тут Сомов увидел в самой верхней части изнаночного портрета еще одно лицо. Возможно, самое невнятное с точки зрения контуров, но два глаза со зрачками прописаны были четко. Один глаз – чуть левее центра квадрата. Не исключено, что лицо этого человека скрывает треугольная маска и видны остаются только глаза.

На четвертой странице с помощью водяных знаков было напечатано самостоятельное изображение – запрокинутая назад и чуть влево голова. Возможно, это женщина или ребенок, возможно, пересечение случайных линий. Он то видел лицо удивительно четко, то не видел ничего, кроме правого глаза. А в правой верхней части рисунка какие-то куколки, детские игрушки.

Неужели всё это только детские игрушки, спрашивал себя Сомов, неужели теща права? Но сейчас он слишком далеко зашел, чтобы остановиться… Стоп, а эта козлоподобная рожа в правой трети и верхней половине треугольника? Да тут целый театр образов…

19 июня 1604

Тяжелые мысли, которые и раньше мучили Уилла, после вчерашнего представления «Гамлета» стали преследовать его неотступно. Перед его внутренним взором разыгрывалось представление целого театра, проходили различные образы. Неужели все это правда, думал он, но его размышления были прерваны осторожным стуком.

Уилл не помнил, как доиграл свою роль. Хорошо еще, что последний его выход на сцену был в середине трагедии, да и текста у него было немного. Тяжелее всего было играть первую встречу с Гамлетом. Там были длинные монологи, и как ему удалось их произнести – загадка. Все-таки сцена – это волшебное место: всё, что бы ни происходило в твоей личной жизни, отодвигается на второй план, когда ты выходишь на подмостки и на тебя нацелены две тысячи пар глаз. Единственное, что спасло его от провала, так это то, что он больше не смотрел в эту проклятую ложу, хотя временами ему очень хотелось хоть краешком глаза взглянуть туда.

Впервые в жизни Уилл по-настоящему почувствовал себя артистом. И тут же подумал, что ведь он на самом-то деле актер посильнее Дика Бербеджа: тот только на сцене играет… Сам Уилл играл в жизни, играл роль гения, представлял для десятков тысяч современников гениального автора. Вот это игра!

Уилл даже повеселел, но вспомнил графа, сидевшего в ложе Саутгемптона рядом со своей соседкой, и опять помрачнел. Тут-то в дверь и постучали.

– Хозяин, ваша жена здесь, в Лондоне, я ее выследил! – выпалил Энди, как только Уилл впустил его и усадил на стул в комнате.

Юноша хотел поскорее похвастаться своими успехами на поприще сыска, но неожиданно получил от Шакспера такой удар по зубам, что свалился со стула и упал навзничь.

– Молчать! – не помня себя от ярости закричал Шакспер в ухо Энди, пытавшемуся закрыться от ударов. – Кто тебя спрашивал?! Какого дьявола ты лезешь со своими сообщениями! Дурак!

Видя, что Энди не шевелится, Уилл поднял упавший стул и тяжело сел на него. Он обхватил голову руками и закрыл глаза. Через минуту он наконец пришел в себя. Взял из шкафа бутылку виски, открыл ее и налил себе полстакана.

– Ладно, вставай, – не глядя на Энди, сказал Уилл. – Сам виноват. Думать нужно головой, когда и что говорить. Садись за стол, как тебя там?

– Энди, – пробормотал юноша, сплевывая кровь.

– Что ты шипишь? Зуб тебе выбил? Так поделом! Пойди умойся.

Энди вышел, а Уилл налил себе еще с четверть стакана, потом подумал и налил немного в другой стакан, который, когда Энди вернулся, пододвинул к нему.

– Не, я не буду, не пил никогда.

– Пей, тебе прополоскать рот нужно. Не спорь, а то…

Энди, поморщившись, послушно выпил.

– Рассказывай давай.

Энди наморщил лоб и рассказал Уиллу, как добрался до Стратфорда, как отыскал дом Шаксперов и как Анна его пожалела и дала ему работу и кров. И все было тихо-мирно, но позавчера рано утром он услышал, как кто-то в доме проснулся. В ночной неурочный час шаги раздавались в той части дома, где жила хозяйка.

– Я насторожился, – продолжал Энди, – и на всякий случай оделся и подошел к двери. Услышав, как кто-то спускается вниз по лестнице, я тоже тихонько пошел следом. В повозку, стоявшую перед входом, уже была запряжена лошадь. Госпожа Анна вышла и сразу в нее села. Я приоткрыл дверь и проследил, в какую сторону она поехала, а потом бежал за повозкой. За городом повозка остановилась, и хозяйка вышла. Повозка развернулась и поехала в обратном направлении. Из рощицы, в которой я прятался, вскоре показалась карета, и я, недолго думая, уцепился за нее сзади. Карета остановилась возле хозяйки, госпожа Анна пересела в нее, и карета снова тронулась. И вот госпожа Анна приехала в Лондон. – Энди смолк.

– Ты молодец. Вот тебе шиллинг. – Уильям задумчиво помолчал. – Так с кем она ехала в карете?

– Ни с кем. Одна. Только слуга правил лошадьми.

– Ты запомнил дом, куда она приехала?

– Конечно, господин…

– Вот тебе еще один шиллинг. Что же это за дом?

– На воротах было написано: «Граф Оксфорд». Я едва успел соскочить перед воротами. А то бы мне оттуда не выбраться…

– Что было дальше?

Энди сделал многозначительную паузу, но Шакспер не собирался больше раскошеливаться, и парень сокрушенно продолжал:

– Я следил за тем домом, куда въехала карета. А вечером госпожа в той самой карете отправилась прямиком в ваш театр «Глобус»! Я хотел было вас найти, но уже начался спектакль, и я не посмел беспокоить… А потом… потом мне же надо было проследить, куда карета поедет после представления.