Александр продолжал рассматривать картину. Кроме даты, на портрете был начертан загадочный девиз: «Qvod me nutrit me destrvit». Что бы это могло означать? Буквально: то, что меня питает, меня разрушает. То, чем занимался поэт, его убивало? Что значит это «qvod-что»? Его предположительная вовлеченность в шпионскую деятельность? Как раз в период с 1584 по 1585 год Марло надолго отлучался из Кембриджа. Тайна происхождения, если принять предположение, что он действительно внебрачный сын королевы? Или это поэтическая метафора? Может, загадочное «qvod» попросту означает поэзию или любовь?

Посмотрим, нет ли похожей строки в сонетах Шекспира. Александр открыл в компьютере файл с сонетами Шекспира и задал в строке поиска слово «кормит» (feed, fed).

Уже в первом сонете он увидел:

«But thou, contracted to thine own bright eyes,

Feed'st thy light'st fl ame». [22]

Нет не то. Следующим открылся сонет № 56:

«Sweet love, renew thy force; be it not said

Thy edge should blunter be than appetite,

Which but to-day by feeding is allay'd,

To-morrow sharpen'd in his former might». [23]

Опять не похоже… И вдруг! Неужели нашел? Александр долго перечитывал сонет № 146. И в особенности одну строку: «So shalt thou feed on Death, that feeds on men». Ты кормишься смертью, которая кормится людьми. Он сравнил ее со строкой на портрете: что меня кормит, то меня убивает. Немного похоже на перефразированный девиз.

И наконец, в сонете № 73 строки «As the death-bed whereon it must expire Consumed with that which it was nourish'd by». И то, что жизнью было для меня, // Могилою становится моей. По смыслу полностью совпадают с девизом Марло.

Неужели он на верном пути? Надо все еще раз тщательно проверить. Александр снова принялся пристально разглядывать портрет. Вдруг его словно осенило! Он вскочил и бросился в гостиную.

Май 1589

Уилл Шакспер то нервно ходил по гостиной из угла в угол, то садился на стул, то снова вскакивал. Его раздражению не было предела. Ведь только что, как ему казалось, он напал на след таинственного незнакомца. Он шел прямо по его пятам по всей Бэнк-стрит от театра «Роуз» до Саутворка. Он не потерял его в толпе на Большом Каменном мосту. Удача была уже почти в руках. И вдруг прямо из-под носа на Темз-стрит его увозит карета с зашторенными окнами. Да еще вдобавок Шакспера окатывает навозной жижей! Уилл злобно пнул ногой валявшийся в углу грязный камзол и подошел к окну.

Уже смеркалось. Из-за больших волн на Темзе не было почти ни одной лодки. Не то что в ясную погоду, когда лодки порой чудом не врезались друг в друга, ведь Темза была главной дорогой Лондона! На ее берегах располагались почти все королевские резиденции: Гринвич, место рождения королевы и ее любимый дворец, Уайтхолл, Сайон-хауз, где приняла корону несчастная леди Джейн Грей, [24] Хэмптон Корт, начатый Уолси и достроенный Генрихом VIII, Ричмонд, построенный Генрихом VII, и Виндзорский замок, Тауэр, Монетный двор, королевский арсенал, здание парламента.

Когда двор находился в Лондоне, разукрашенные флагами баркасы с яркими бархатными навесами и шелковыми балдахинами сновали вверх и вниз по Темзе. С баркасов доносились громкая веселая музыка, женский смех, а под Лондонским мостом в честь королевы палили пушки. В такие дни по вечерам небо над Темзой часто озарялось фейерверками, и Шакспер, как мальчишка, любовался в окно на это не перестававшее его восхищать чудо.

За окнами опять заморосил дождь. Настроения это тоже не прибавляло. Все труды насмарку. Ну да ладно. Он не отступится. Это верный куш, что там говорить, и граф не отделается от него мелкими подачками. Не будь он Уилл Шакспер, сын Джона Шакспера!

Кто-то, ловко перепрыгивая через лужи, быстрой походкой перешел со стороны реки через мостовую и направился к его дому. Взгляд Уилла остановился на незнакомце, по уши закутанном в плащ. Кто бы это мог быть? Уилл насторожился. Хотя бояться нечего. Те всегда приезжают на карете. Да и днем его никогда не навещали. Раздался громкий стук в дверь. Уилл поднял с пола камзол и, невольно снова вспомнив свое недавнее обидное приключение, с раздражением швырнул его в соседнюю комнату. Он достал из сундука чистый камзол, надел его и, второпях застегивая пуговицы, спустился вниз.

– Иду-иду, – отозвался он на нетерпеливый стук, – ну кого там еще принесло? Сидели бы себе дома в такую погоду.

Уилл застегнулся и стал открывать дверь. На прошлой неделе он на всякий случай сделал себе еще один замок и поставил большой новый засов на дверь, поэтому пришлось немного повозиться. За дверью оказался его приятель, вечно улыбающийся Ричард Бербедж.

– Привет, Дик. Какой черт тебя принес в такой дождь?

– Здорово, старина. Чего это ты так забаррикадировался?

– Заходи быстрее, а то холода напустишь.

Бербедж снял плащ, стряхнул с него воду и бросил его на спинку стула. Поеживаясь, он подошел к камину, в котором полыхал огонь, и принялся потирать озябшие от холода руки.

– Может, пропустим по стаканчику? Погода отвратительная.

– Да не напасешься на вас стаканчиков-то. Хотя, впрочем, давай.

Уилл поставил на стол два стакана и початую бутылку дешевого виски. «Может, хоть настроение поднимется», – подумал он и разлил сперва поровну, а потом, помедлив, долил себе еще.

– Эй, старина, не жадничай, плесни и мне еще глоток.

Шакспер, поморщившись, налил Бербеджу еще немного.

– Так чего ты приперся-то в такую погоду?

– Сегодня Фил Хэнслоу заплатил Киту Марло за новую пьесу «Мальтийский еврей». Он скоро собирается ставить ее у себя в «Роуз». По этому случаю у них сегодня в «Русалке» намечается большая попойка. Всех приглашают.

– Новую пьесу? – У Шакспера что-то екнуло внутри. – А кто такой этот Марло? – стараясь не выдавать волнения, спросил он.

– Какой-то драмодел. Но не из наших, театральных, а шишка какая-то важная. За границей бывал. Образованный. А еще поговаривают, что он как-то связан с самим Уолсингемом, – шепотом произнес Бербедж имя шефа тайной полиции, сделал большой глоток и крякнул. Шакспер тоже выпил и зажмурился от удовольствия.