Тогда девушка решила протянуть ему руку помощи.
— Как ты провел сутки предоставленной вам Роке свободы?
Ответ Бориса прозвучал уклончиво:
— Спал. А еще думал о деле. Иногда это помогает прояснить мысли… Я знаю, что вчерашний вечер ты провела с Гавилой.
«Наконец-то он проговорился!» Но Мила ошибалась, полагая, что этот намек Бориса был продиктован ревностью. У него были совсем другие намерения, и вскоре она поняла это из его слов.
— Думаю, что он очень страдал.
Борис говорил о жене Горана. И делал это с такой печалью в голосе, что возникала мысль, будто во все, что бы ни случилось в его семье, в итоге оказывалась вовлеченной и его команда.
— Сказать по правде, он не говорил со мной об этом, — призналась Мила. — Только вскользь коснулся этой темы в самом конце вечера.
— В таком случае даже к лучшему, что ты узнаешь об этом теперь… — Прежде чем продолжить, Борис зажег сигарету, глубоко затянулся и выдохнул облако дыма. Он подбирал нужные слова. — Жена доктора была необыкновенной женщиной, красивой и очень деликатной. Я не считал, сколько раз мы все вместе обедали в их доме. Она была частью нашего коллектива, словно и у нее в команде была своя функция. Когда мы распутывали очередное сложное дело, эти совместные ужины были единственным утешением после тяжелого рабочего дня среди крови и трупов. Своеобразный ритуал примирения с жизнью, не знаю, понятно ли я изъясняюсь…
— А потом что с ней случилось?
— Это произошло год и месяц тому назад. Без предупреждения, без выяснений отношений она просто ушла из дома.
— Она бросила его?
— Не только Гавилу, но и Томми, их единственного сына.
Мила чувствовала, что над криминологом довлела печаль разлуки, но она никогда не смогла бы представить, насколько глубока она была.
«Как же могло произойти, что мать бросила своего ребенка?» — спрашивала она себя.
— А почему она ушла?
— Никто ничего толком не знает. Возможно, у нее был другой, а может, она просто устала от такой жизни, кто знает… Она даже не оставила записки. Собрала вещи и была такова. И точка.
— Но я, наверное, не смогла бы выдержать, не зная истинной причины.
— Странная вещь, но он никогда не просил нас узнать, где она теперь. — Голос Бориса изменился, и, прежде чем продолжить, он огляделся, удостоверившись, нет ли поблизости Горана. — Есть еще кое-что, о чем Горан не знает, да и не должен знать…
Мила кивком дала понять молодому человеку, что ей можно доверять.
— Ну ладно… Спустя несколько месяцев мы вместе со Стерном напали на ее след. Она жила в одном маленьком городке на побережье. Мы не стали заходить к ней в дом, а остановились на улице в надежде, что она подойдет к нам сама.
— И что она?
— Она не ожидала нас увидеть. Но потом кивнула в знак приветствия, опустила глаза и прошла мимо.
Наступившее молчание Мила не в силах была объяснить. Борис небрежно отбросил прочь окурок прямо на глазах у одного из охранников, который тут же поспешил поднять его с лужайки.
— Борис, почему ты рассказал мне об этом?
— Потому что доктор Гавила мой друг. И ты тоже друг, хотя и с недавних пор.
Борис, должно быть, понял одну вещь, на которой ни она, ни Горан еще не сосредоточили своего внимания. Это касалось именно их двоих. Борис просто пытался защитить их обоих.
— После ухода жены Гавиле пришлось очень туго. Но он должен был справиться с этим, и прежде всего из-за сына. По отношению к нам он не изменился. Казался таким же, как и раньше: пунктуальным, точным, работоспособным. Он стал выглядеть заброшенным только внешне, в одежде. Но это была мелочь, которая не вызывала у нас тревоги. Но потом было дело с Вильсоном Пикеттом…
— Тезка певца?
— Да, мы так его назвали. — Было очевидно, что Борис уже жалел, что заикнулся об этом. Тогда он просто добавил: — Дело продвигалось с трудом. Было много ошибок, и кто-то сверху пригрозил распустить нашу команду, отстранив от работы доктора Гавилу. Именно Роке заступился за нас тогда и потребовал, чтобы мы оставались на своих местах.
Мила, уверенная в том, что в конце концов Борис ей обо всем расскажет, собиралось уже было спросить, что же тогда произошло, как неожиданно вновь завопила «мазерати».
— Черт подери, этот звук пронзает мозги насквозь!
В этот момент девушка чисто случайно перевела взгляд на дом, и в одно мгновение в ее голове выстроилась в ряд целая серия образов, поразивших прежде ее внимание: на лицах охранников исчезло выражение скуки, и они все как один поднесли руку к наушникам, словно возникли неожиданные и непреодолимые помехи.
Мила снова посмотрела на «мазерати». Затем вынула из кармана сотовый телефон: он опять был вне зоны досягаемости сети. И тогда ее осенило.
— Есть еще одно место, где мы не искали… — сказала она Борису.
— Какое место?
Мила указала рукой вверх:
— В эфире.
Меньше чем через полчаса холодной февральской ночью эксперты из группы электронного обеспечения приступили к зондированию местности.
На каждом из них были наушники, а в руках они держали по маленькой параболе, направленной вверх. Они ходили по кругу — медленно и беззвучно, словно призраки, — пытаясь поймать возможные радиосигналы или подозрительные частоты, на случай обнаружения в эфире какого-нибудь зашифрованного послания.
И послание действительно было.
Оно возникало вместе с воем сигнализации «мазерати» Кобаши и подавляло действие мобильной телефонной сети, подключаясь к работе дуплексной радиостанции подразделения частной охраны комплекса под видом невыносимого свиста.
Когда люди из группы электронного обеспечения его засекли, они заявили, что сигнал очень слаб.
Позднее сообщение было переадресовано на радиоприемное устройство.
Все собрались вокруг приемника, чтобы послушать голос мрака.
Но это были вовсе не слова, а звуки.
Они погрузились в море шумов, в котором временами тонули звуки, а затем появлялись вновь. А между тем в этой последовательности четких символов имелась своя гармония. За короткими следовали длинные.
— Три точки, три тире и еще три точки. — Горан расшифровал для всех присутствующих значение этих символов.
На языке самого известного в мире радиошифра эти элементарные звуки означали только одно: SOS.
— Откуда исходит сигнал? — спросил криминолог.
Техник глянул на мгновение на след сигнала, исчезнувшего с экрана, который потом появился снова. Он поднял глаза в сторону улицы и указал:
— Из дома напротив.