— Ждать, пока он спустится, а пока попробую связаться с Гилом и Хамманом.
Она упомянула имя маленького смешного парня, и Голландец почувствовал укол в сердце. Когда-то она и Гилбрин были очень близки. Они и сейчас близки, это очевидно. Не любовники, но старые друзья. Во всяком случае, он на это надеялся.
"Опять эти запретные мысли. Что я за идиот думать о том, о чем думать нельзя. Забудь ее. Тебе с корабля не уйти.
Твой единственный товарищ навеки — этот корабль, «Отчаяние». О, она не из тех, кто добровольно бросит друга".
Они все спускались. Майя вздохнула.
— Странно. Я их не чувствую. — Она вдруг со страхом посмотрела на Голландца. — Вы думаете, их мог схватить Сын Мрака?
Он не успел ответить, а она уже продолжала:
— Они могут поставить защиту. Наверное, так. Надо попробовать посильнее. Может, если я буду работать на прием, один из них заметит.
Она очень нервничала, да оно и понятно. Ведь им приходилось только надеяться, что «Отчаяние» спустится достаточно низко, к тому же оба не были уверены, что Майе позволят уйти. Ей хватит забот и без тревоги за друзей.
Он смотрел, как она сосредоточивается на контакте со своими товарищами. Сначала казалось, что у нее ничего не выходит, хотя «Отчаяние» плыл прямо над центром громадного мегаполиса. На таком расстоянии связаться с одним или несколькими друзьями для нее не проблема Но драгоценное время испарялось, а никаких признаков успеха не было Голландец, не в состоянии больше справиться со своим порывом, успокаивающе положил руку на ее плечо.
Вдруг его голову заполнил голос.
«Кто это?» — спросил голос.
«Майя де Фортунато», — в приступе радости ответила его спутница. Ее голос тоже отозвался в его голове. Голос спрашивающего, голос мужчины, чем-то напоминал ему те, что так часто его преследовали. Но он звучал так, как будто говорил с дальнего конца длинного тоннеля.
«Майя де Фортунато? Я Мендессон. Прекрасно, фрейлейн, что вы меня нашли».
«Мендессон! — Майя волновалась все больше, и через контакт с ней Голландца тоже охватило это волнение. — Мне нужно послать сообщение».
«Успокойтесь, пожалуйста. Где вы? Вас слышно, как будто, издалека. Вы не в моем времени, но вроде и в моем».
Голландцу не понравилась его манера говорить, но он тут же понял, что это он уловил недовольство Майи. Уже трудно было понять, кто и что чувствует, но он решил, что это и не имеет значения. Никогда в жизни он не чувствовал себя частью пары, даже с…
Ответ Майи не дал ему закончить такую богохульную мысль.
"Не имеет значения, где я, Мендессон. Слушайте меня.
Вы знаете Хаммана Таррику?"
«Знаю. Даже недавно с ним говорил, фрейлейн. И в частности о вас».
«Тогда вы из его группы. — Темноволосая беглянка с облегчением вздохнула. — У меня мало времени. Вы можете вступить с ним в контакт? Я не могу найти его следа».
«Конечно, могу. Вы, кажется из двадцатого столетия? Ваш голос звучит близко, и вдруг далеко. Что происходит?..»
Посмотрев вниз на приближающийся пейзаж, Голландец нахмурился.
— Майя, надо спешить! Я не знаю, спустится ли он ниже и на какой срок.
«Кто это?»
«Не имеет значения. — Бессознательно Майя сжала руку Голландца, преодолевая разочарование от контакта с Мендессоном. — Слушайте! Найдите мне Хаммана или Гилбрина-Бродягу! Побыстрее! Скажите Хамману, что корабль вернулся. Думаю, что я смогу покинуть…»
Голландец почувствовал, как оборвалась связь, такое острое ментальное ощущение, что он отстранился от Майи, разрывая и эту связь.
— Черт возьми! Если бы он все время не прерывал, я бы успела все сказать. Надеюсь, что он передаст, по крайней мере то, что я сказала. Гилбрин и он хоть будут знать, что у меня все хорошо. — Она вдруг взглянула на свою руку, потом на Голландца. — Когда вы до меня дотронулись, я почувствовала перемену. Вы добавили мне сил.
— Я этого не ожидал. — Он боялся, что покраснеет. Смешно, конечно, но он знал: пока она на него так смотрит, этот страх не пройдет.
— Я знаю, что наши такое умеют, но только при большом усилии, и если оба сильны. Все же контакт был устойчивей, чем я ожидала. — Она задумалась. — Мендессон говорил со мной из другого времени и места. Странно, что до него я могу добраться, а до Гила и Хаммана — нет.
— Но ты же говорила, что они могут прятаться специально.
— Хотелось бы верить. — Она снова посмотрела на свою руку. — Когда мы объединились в контакте, я еще кое-что почувствовала. Я почувствовала вас. Что вы такое. Что-то из ваших мыслей, не все. — Он не ответил, но Майя быстро вернулась к мысли о побеге. Она посмотрела вниз. За эти минуты они спустились незначительно. Для Голландца это было знаком, что время подходит.
— Мы останавливаемся?
— Да.
— Значит, надо действовать. — Майя отбросила волосы с лица и огляделась.
— Как вы думаете, имеет значение, с какого места на корабле мы начнем?
Вот и все, она готова в путь. Его снова удивило, как ей удается хотя бы изобразить такое спокойствие. Почему корабль должен позволить сойти пассажирке, которую он только что принял на борт? Сам он такой надежды Майе не подавал. Шансов спастись не было.
Но он все же отвечал на ее вопрос:
— Нет, место не имеет значения.
Майя ему улыбнулась. И он сильнее ощутил вину. Она протянула руки:
— Наверное, шансов будет больше, если мы возьмемся за руки.
Голландец кивнул, беря ее руки в свои. Майя закрыла глаза, но он не мог. Он знал, надо что-то сказать. Он просто должен что-то сказать.
— Майя…
Бешеный ветер, гнавший их раньше, снова вдруг пронесся по палубе «Отчаяния».
Он быстро притянул ее к себе, опасаясь, что ее унесет буря. Тщетная предосторожность! Ветер был так силен, что поднял в воздух обе фигуры. Майя вскрикнула от удивления, и даже Голландец замычал, настолько эта ужасная сила оказалась неожиданной.
Он смог расслышать ее слова лишь потому, что они были так тесно друг к другу прижаты.
— Что происходит?