– И ты отвезешь меня в тюрьму к моим мурзикам? Боюсь, если я сяду в машину, я разобью ее вдребезги.
Только этого не хватало.
– Ну конечно, Лекси. Я отвезу тебя. Давай перекусим, а потом поедем к ним.
Лекси перегнулась через стол и облобызала меня.
– Я тебя обожаю, Кесси.
– Я тоже люблю тебя, Лекс.
После чего эта костлявая мерзавка заказала себе блюдо овощей.
Приют для животных в Санта-Монике выглядит ничуть не хуже прочих заведений подобного рода, и все же это тюрьма, и здесь пахнет не только псиной и антисептиками, но и отчаянием. Возможно, эти твари не умнее бахромы от ковра, но как любое живое существо они обладают шестым чувством, которое позволяет им догадаться о приближении конца.
– Мы пришли к Джеку Николсону и Ширли Маклэйн, – сказала Лекси служащей за столом у входа. Та, не моргнув глазом, открыла журнал со списком собак. Я думала, что названные имена заставят ее пуститься в нескончаемые рассуждения, но, судя по всему, злобные псы со странными кличками здесь не в диковинку.
– Вы владелица? – коротко спросила служащая, обращаясь к Лекси.
– Я их мамочка, – ответила Лекси. – Я принесла им кое-какие личные вещи.
Личных вещей было не меньше, чем жителей в Китае. Мы буквально опустошили попавшийся нам по дороге магазин с товарами для животных; еще немного, и его владелец сделал бы Лекси почетным акционером.
– Игрушки в приюте запрещены, – сказала служащая.
– Но это мои мурзики.
– Ах, это ваши мурзики. Это меняет дело. Что же вы сразу не сказали?
Ирония недоступна уму Лекси, и дальнейшие объяснения, после которых она, наконец, согласилась оставить игрушки в машине, заняли еще несколько минут. Нас отвели к вольерам, где собаки встретили нас дружным лаем. Приют для животных напомнил мне о «Собачьей конуре»; я подумала, что собакам здесь, наверное, дают разбавленную воду.
Джека Николсона и Ширли Маклэйн разместили в глубине отсека для собак. Их порочные наклонности были отмечены красной биркой на двери клетки, – она предупреждала служителей, что, работая с этими собаками, следует надевать защитное снаряжение. На гвозде рядом с клеткой висела пара монтерских перчаток и щитки для ног.
Внешне мурзики были сама невинность – вам бы и в голову бы не пришло, что перед вами опасные преступники. Ширли лежала на животе, растопырив передние лапы и опустив голову на шершавый бетонный пол. Джек сидел рядом с ней часто дыша, с каждым вдохом его пасть растягивалась в широкой собачьей улыбке. После ночи, проведенной в заточении, шерсть собак была тусклой и пыльной. Увидев Лекси, они приободрились; Ширли вскочила, а Джек сделал несколько шагов вперед, вяло помахивая хвостом.
– В вашем распоряжении двадцать минут.
Лекси потянула на себя дверь, запертую на цепь.
– Как она открывается? – спросила она.
– Она не открывается. Посетители остаются снаружи.
Помрачнев, Лекси опустилась на колени перед клеткой и просунула пальцы между прутьями решетки. Собаки принялись лизать ее руки и тереться о них.
– Ты видишь? – сказала Лекси, потянув меня за руку, чтобы я опустилась рядом с ней. – Они уже заболели. Пощупай, какие у них сухие носы.
Она полезла в сумочку и достала пару увлажняющих салфеток.
– Держи, – сказала она и протянула мне один пакетик. – Займись Джеком.
– Заняться Джеком? Каким образом?
Лекси разорвала пакетик и запустила руки в клетку. Ширли Маклэйн послушно приблизилась, и Лекси стала осторожно протирать салфеткой собачий нос, пока он не начал влажно поблескивать.
– Теперь ты, – сказала она. – Давай же, он тебя любит.
– И охотно откусит кусочек, – проворчала я, но решила не сопротивляться. В следующий раз надо не забыть поставить себе пятерку за Дружбу и Самоотверженность.
Стараясь действовать как можно осторожнее, я просунула руки между прутьями и помахала увлажняющей салфеткой, как флагом, свидетельствующим о моей полной и безоговорочной капитуляции. Джек Николсон отреагировал на мои движения как разъяренный бык на плащ тореадора. Мне пришлось собрать всю силу воли, чтобы не отдернуть руку и не помчаться с визгом назад к машине.
Но маленькая лохматая колбаска ринулась ко мне и не думая кусаться. Подбежав, Джек доверчиво положил голову на мою левую ладонь. Правой рукой я осторожно протерла ему нос, который действительно был сухим и твердым, как подошва. Когда процедура была закончена, пес благодарно лизнул мою руку. Расчувствовавшись, я протянула руку и почесала Джека за ухом. Похоже, он был доволен. Все шло гладко, и я подумала, что, возможно, я заблуждалась, и эти собаки не такие уж чудовища.
В эту секунду мою руку пронзила острая боль. Гаденыш впился мне в палец, издав воинственный рык, послуживший сигналом для Ширли Маклэйн. Та немедленно присоединилась к Джеку, и два лохматых преступника принялись дружно терзать мою плоть.
Извиваясь от боли, я каким-то чудом вспомнила рассказ Лекси.
– Ах, вы мои умницы! – завопила я во все горло. – Как же вы славно кусаетесь!
Когда я наконец добралась до дома с продезинфицированной и перевязанной правой рукой, которая продолжала нестерпимо ныть, я обнаружила у дверей еще один букет цветов. Мне стало не по себе. Значит, Стюарт Хэнкин побывал у меня дома? Если да, мог ли он заметить что-то неладное? Хотя второй букет был не хуже первого – делая эту запись, я продолжаю им любоваться, – мне совсем не хотелось, чтобы Стюарт ошивался вокруг моего дома. Разумеется, он не может проникнуть в подвал; дом надежно заперт и поставлен на сигнализацию. Но порой братьев связывают незримые нити, и мне не хватало только, чтобы Стюарт уловил флюиды Дэниела и устроил его побег. Обучение Дэниела еще не окончено. Он еще не стал тем, кем может стать. Я все еще в долгу перед ним, как и перед теми женщинами, с которыми он рано или поздно будет встречаться, и должна довести дело до конца.
На карточке, вложенной в букет, я увидела уже знакомый кудрявый почерк; наверное, букеты составлял один и тот же флорист.
Больше никаких шуток на собачью тему, – было написано там. – Позвони мне, пожалуйста.
До чего же упрямый тип. Вообще-то горбинка у него на носу едва заметна, да она, в сущности, и не портит его довольно привлекательное лицо, и все же больше я не желаю о нем думать. Кто такой этот Стюарт Хэнкин? Я взяла вазу здоровой рукой и попыталась открыть дверь истерзанными пальцами искусанной. Меня тешила слабая надежда, что моя плоть столь же несъедобна, как еда в плохом мексиканском ресторане, и что Джек Николсон и Ширли Маклэйн поплатятся за свое преступление страшными муками. Представив, как они мучаются коликами в желудке и поносом, я немного утешилась, но мне по-прежнему хотелось, чтобы судья, которому предстоит решить их судьбу в пятницу, был в скверном расположении духа Честно говорю, я бы с радостью сделала для этого все от меня зависящее.