Разбудив мамулю и сделав ей выговор за избранный метод коммуникации, я снова позвонила в офис шерифа и устроила разнос всем, кого смогла застать.
– Черт побери, она не может выйти за пределы кухни! – закричала я, когда меня соединили с одним из заместителей шерифа. – Вот, послушайте!
Я вытащила мамулю из кухни, и браслет взвыл, как безумный. Я приблизила телефонную трубку к ее ноге и держала ее так около десяти секунд. Когда я вновь поднесла телефон к уху, я поняла, что в офисе повесили трубку.
Я пришла в бешенство. Я злилась не только на полицейских и судей, но и на мамулю.
– Ты должна пойти к ним! – требовала я. – Отправляйся прямиком в полицейский участок, и пусть браслет воет на всю округу. Вот увидишь, они немедленно его починят. На худой конец, сними трубку и позвони. Наплевать на судью и его распоряжения!
Мамуля села на матрас, открыла ящик для столовых приборов и достала вязанье.
– Не могу, Медвежонок. Это против правил. Судья сказал, что так я нарушу закон.
Было бессмысленно объяснять ей, что судья – обыкновенный человек, – чтобы получить свое место он наверняка пожимал руки нужным людям и льстил сильным мира сего. Все это не трогало мамулю. Она была воспитана в то время, когда буква закона совпадала с его духом. В отличие от своей дочери она не посещала юридическую школу, и ей не говорили, что манипулировать можно всем и вся, и в первую очередь, печатным словом. Ее старомодные представления о преступлении и наказании были нелепыми и трогательными.
– Обещай мне хотя бы одно, – сказала я. – Если радиус действия сократится настолько, что тебе будет не подойти к холодильнику, прежде чем съесть собственную ногу, ты позвонишь мне.
Поразмыслив секунду, мамуля ответила:
– Договорились.
На том и порешили. Теперь я, по крайней мере, могла не волноваться, что мамуля останется без ноги. Мне осталось решить еще четыреста девяносто девять проблем, и тогда я смогу сесть, расслабиться и ждать, когда же жизнь оправдает мои ожидания. На самом деле я подумала: неужели будет еще хуже?
По последним подсчетам шесть представителей мужского пола оставили в моей жизни особый след. Оуэн, Алан и Дэниел – первая троица моих студентов, пионеры подвала, если угодно. Джейсон Келли – упокой, Господи, его душу – жертва несчастного случая, погребенный в дубовой роще. Возбудимый Знанием – его появления я не желала, но, так или иначе, он оказался на моем попечении. Пока получилось пять.
Шестым был Стюарт Хэнкин. Из всех, с кем я встречалась, он больше всего походил на настоящего мужчину, и у меня не укладывалось в голове, что я упустила его уже в третий раз. Именно поэтому, когда мне позвонила Лекси – это произошло, когда я возвращалась домой после визита к мамуле, – я вскипела от ярости.
– Как ты посмела? – закричала я в трубку. И давая понять, что это не шутка, повторила: – Как ты посмела?
Лекси рассеянно спросила:
– Что посмела? Надо сказать, кофе был великолепный. А Стюарт такой забавный. Ты просто везучка, он все время говорит только о тебе.
Это немного умерило мой гнев.
– Он говорил обо мне?
– Беспрерывно. Слава богу, я увела его, прежде чем он увидел у тебя этого приятеля Клэр.
Я так растерялась, что проскочила на красный свет. Наплевать. Неужели Лекси действительно пыталась помочь, или все это лишь отговорка, чтобы украсть у меня единственного парня в Лос-Анджелесе, который не заставлял меня звать на помощь и молить о пощаде?
– Так вы с ним отправились пить кофе?
– Угу. Но он торопился. Сказал, что ему нужно вернуться в бар, и подбросил меня до твоего дома, чтобы я могла забрать машину. Обязательно позвони ему, Кесс.
Я все еще была сердита, что он предпочел мне Лекси. Это все равно что взять диетическую коку вместо обычной. Так не делается.
– С какой стати?
– Он ужасно расстроился, что ты его выставила. Он почти не притронулся к кофе глясе. Я пыталась тебя выгородить, но… ты уже несколько раз дала ему от ворот поворот, Кесс. Нельзя без конца кричать: «Волки! Волки!».
Причем здесь волки? Наверное, когда воспитательница детского сада читала детям этот рассказ, Лекси не слушала ее, кокетничая с мальчиками.
– Видишь ли, Лекси, когда в моем доме хозяйничаете вы с Клэр, я не могу…
– Ой, вспомнила, – перебила она. – Как думаешь, что мне завтра надеть в суд? Красный кожаный костюм, в котором я была у Рокси, или что-нибудь более сексуальное?
– Повторяю еще раз, это не суд. Это слушание.
– Не спорю. Ладно, пойду в красном. Послушай, а где ты раздобыла такие замечательные цепи и кандалы?
Больше всего мне хотелось поскорее закончить этот разговор и увидеть мальчиков, и я, не задумываясь, назвала Лекси один из секс-шопов Западного Голливуда.
– Почему ты спрашиваешь?
– Просто так, – сказала она, но по ее голосу я сразу поняла, что она врет. – Знаешь, есть разные пути добиться благополучного исхода дела мурзиков. Я должна им помочь.
У меня снова заныло под ложечкой.
– Что ты хочешь сказать? – крикнула я в трубку, но Лекси уже отключилась. – Лекси? Лекси?
Похоже, в ее головке, набитой непропеченными мозгами, зрел какой-то дикий план. Само собой, я забеспокоилась, что случается со мной каждый раз, когда Лекси берет дело в свои руки. Она – настоящий «Деннис-мучитель»: [26] ее сомнительные замыслы в сочетании с любопытством непременно приводят к тому, что в финальной сцене кто-нибудь (но не она сама) попадает в крупные неприятности.
Леонарда Шелби в зале суда не было. Похожий на жабу, прыщавый, скандальный Леонард Шелби, по словам помощника шерифа, в здание суда не входил. Он точно провалился сквозь землю. Его не оказалось ни дома, ни в машине. Никто не знал, куда он подевался. После телефонных переговоров, которые продолжались не менее часа, было со всей определенностью установлено, что там, где ему следует находиться – а ему следовало находиться в зале суда и давать свидетельские показания против мурзиков, – его нет.
Пустое место рядом с городским адвокатом, которое предназначалось Леонарду Шелби, объясняло для меня его участь столь же однозначно, как если бы Лекси продемонстрировала собравшимся его снимок в цепях и наручниках.
Я подсела к ней на скамью подсудимых и сдавленно спросила:
– Что ты натворила?
– Сегодня утром? – тихо спросила она. – Ничего особенного. Позавтракала в кондитерской. А что?
– Лекси, я говорю про Леонарда Шелби. Что ты с ним сделала?
В ответ она подмигнула. Было ясно, что она не намерена давать дальнейшие объяснения, а ударить ее я не могла. Вокруг было слишком много свидетелей.