Такое решение показалось мне весьма разумным. Громоздкие цепи своим звоном привлекали бы к нам ненужное внимание, и я соединила наши щиколотки прочной почти невидимой рыболовной леской. Теперь мы были похожи на небольшую дружную группу каторжников, скованных общей цепью. На коробочке с леской было написано, что она способна выдержать пойманного марлина весом в пятьсот фунтов, и я решила, что она поможет мне удержать мальчиков в пределах видимости. Я плохо представляла себе, какое сопротивление оказывает марлин весом в пятьсот фунтов, но полагаю, что это достаточно большая нагрузка, иначе на стенах рыбных ресторанов висело бы куда больше безобразных трофеев.
Дэниел был привязан к моей левой щиколотке, Оуэн – к правой, а Алан – к Оуэну. Мы вчетвером уселись на неудобные пластмассовые стулья, и я принялась заполнять бланки. Кое-где мне пришлось немного приврать, но в том, что касалось состояния Дэниела, я не утаила ничего. Дэниел по мере сил помогал мне, отвечая на вопросы, но часть ответов мне пришлось сочинять самой.
Когда я дошла до середины, где начались вопросы о перенесенных ранее заболеваниях, зазвонил мой мобильник. Я решила, что это Лекси или Клэр, которые пытаются выяснить, почему нас до сих пор нет, но на дисплее высветилась надпись, которую я не видела почти целый год: Джуди Френч.
Мне звонила мамуля. Это означало одно из двух: либо она нарушила закон и наплевала на все, во что верила раньше, либо она собирается съесть собственную ногу. В любом случае, я не могла не ответить.
– Мамуля, – спросила я, – что происходит? Ты отрезала себе ступню?
– Я решилась, Кесси, – ответила она. В трубке слышался шум машин.
– Решилась на что? – Наверняка съесть ногу.
– Я улетаю в Боливию! – весело закричала она. – Ты веришь мне? Сегодня я получила еще одно письмо от Теда, он прислал мне билет на самолет и карту. Я хочу найти его, Кесси. Мы будем жить вместе.
Услышанное не укладывалось у меня в голове. Может быть, мой сотовый телефон исказил ее речь, и на самом деле она не говорила ничего подобного?
– Где ты сейчас?
– На Олимпик-стрит, – сказала она. – Направляюсь на 405-е шоссе.
Я стала умолять ее заехать в Медицинский центр.
– Это рядом с бульваром Вествуд, ты доберешься сюда за пять минут. – Мне не верилось, что она действительно уезжает. Еще вчера это было жалкое подобие человека, который боялся выйти из собственной кухни, а сегодня она надумала отправиться в джунгли искать Теда. – Ты же не можешь уехать не попрощавшись.
Она не заставила себя упрашивать. Через десять минут мамуля вошла в приемный покой отделения «скорой помощи». Первое, что бросилось мне в глаза, – элегантный брючный костюм, купленный в дорогом магазине до того, как ее посадили под домашний арест. Выглядела она потрясающе. После приговора суда я впервые видела ее не в халате и не в измятой футболке. Во-вторых, я отметила, что ее браслет не издает никаких посторонних звуков. Никакого пульсирующего воя, от которого разбегаются прохожие. И это было самое главное – на ее ноге попросту не было никакого браслета. А поскольку последние девять месяцев она безвылазно сидела дома, он не оставил даже незагорелой полоски на коже.
– Медвежонок! – воскликнула она Я поднялась с пластикового стула, и мы крепко обнялись. Дэниел и Оуэн были вынуждены слегка приподнять ноги, чтобы я могла встать со своего места.
– Мамуля, – спросила я, сдерживая слезы, – где твой браслет?
– Оказалось, мерзкая штуковина элементарно снимается с помощью отвертки. Удивительно, что при таком уровне техники страну не заполонили толпы беглых преступников.
– И тебя больше не волнует… гм… распоряжение судьи?
Мамуля погладила меня по голове тыльной стороной ладони, как делала, когда я была маленькая. Этот жест всегда успокаивал нас обеих.
– Дорогая, я уезжаю в Боливию. Я оставляю эту страну и не знаю, вернусь ли обратно. Полагаю, теперь это скорее забота судьи, чем моя.
Я кивнула и вытерла слезы. Мамуля так часто выводила меня из себя своими визитами и звонками, и я не сознавала, как важно для меня, чтобы она была рядом. Понимаю, нельзя думать только о себе, но мне ужасно не хотелось с ней расставаться.
– Ты не передумала? – спросила я. – Насчет Теда?
Мамуля засмеялась, и я заметила кое-что еще. Мамуля была счастлива и, если позволите, полна оптимизма. Я давненько не видела на ее лице улыбки, которая не отдавала горечью или цинизмом. Как бы ни сложилась ее судьба, она была готова принять вызов. Разумеется, я не изменила своего отношения к Теду и никогда не пойму, что нашла в нем мамуля, но разве можно спорить со счастьем?
Все вокруг меня стали счастливыми. Клэр, как это ни странно, обрела счастье с Возбудимым Знанием. Лекси вернула своих мурзиков. Лишь я на этом празднике жизни ощущала себя лишней.
– Дело не в Теде, – заверила меня мамуля. – Главное – это я сама. Теперь я способна принимать решения. Если я и дальше буду позволять другим распоряжаться моей жизнью, все теряет смысл. Неважно, идет ли речь о судье Хэтэуэе, твоем отце, моих друзьях…
– …твоей дочери.
– …или твоей матери, – тепло улыбнулась мамуля. – Именно этого я желаю тебе, Медвежонок. Само собой, я желаю тебе счастья, но главное – ты должна сама сделать выбор. – Она наклонилась к моему уху и шепнула: – Для начала обрати внимание на симпатичного парня, который сидит рядом с тобой. По-моему, он положил на тебя глаз.
Я улыбнулась Оуэну, и тот улыбнулся в ответ.
– Ого, – восхитилась мамуля, легонько подтолкнув меня локтем, – похоже, ты не теряла времени даром.
Мы обнялись еще раз и обещали звонить друг другу, писать по электронной почте и общаться всеми возможными способами, не привлекающими внимания полиции. По расчетам мамули, прежде чем шериф поймет, что электронный монитор отключен, пройдет около суток, и к этому времени она будет за пределами досягаемости.
– Иди, – сказала я. – А то я расплачусь.
Она протянула мне ключи от своего кондоминиума.
– Если хочешь, можешь продать мою квартиру. Если я вернусь, я поселюсь на пляже. Мне кажется, там люди более сговорчивы и всегда с радостью передадут тебе весточку от сумасшедшей старухи в домашнем халате.
Мамуля вышла из приемного покоя и села в машину, держа путь на 405-е шоссе, что ведет в международный аэропорт Лос-Анджелеса, откуда она улетит в дебри Южной Америки. Надеюсь, ей удалось прихватить в приемном покое пару упаковок пенициллина.
Не успела мамуля уехать, передо мной возникла сестра Рэтчел. [27] Она смерила меня неприветливым взглядом и фальшиво улыбнулась.
– Мы готовы его принять.
– Отлично, – сказала я, смахивая слезы, и обернулась к мальчикам. – Давайте проводим Дэниела к врачу.