— Да кто ж знал, что ты окажешься таким слабачком и все перевернешь шиворот-навыворот?
— Ты пытался меня убить!
— Я пытался тебя спасти! — заорал Джейк и шагнул вперед. — Какой из тебя, к матерям, продавец? Это не твое! Ты думаешь, это жизнь? Думаешь, заработок? Это ходячий труп, брателло, и мне жаль, что все так вышло, правда жаль, но сейчас ты мало отличаешься от того, кем хотел стать по своей воле.
— Как любезно с вашей стороны, — произнесла Бонни, еле сдерживая гнев. Я хотел ее спасти, крикнуть ей, чтобы бежала, прикрыть ее отступление своим телом, но знал, что она в жизни не согласится.
Да и бежать было некуда. Он или мы, другого варианта не существовало. Джейк вздохнул:
— Мне жаль, что ты так неудачно спрятался.
— Нас двое, — отозвался я.
Джейк кивнул и поковырял мизинцем в ухе, вынув комок желтой серы.
— Ну что ж, не будем затягивать.
Дальнейшее я должен помнить смутно, учитывая скорость, с которой все произошло, но все могу расписать по минутам — закрыть глаза и начать воспроизведение, словно по-прежнему подключен к мозгу аутсайдера и наблюдаю со стороны.
Джейк упал на колено, одновременно сунув руку под куртку. Через долю секунды я уже лежал на полу, здорово ударившись плечом, хватая пистолет на щиколотке. Краем глаза я заметил, что Бонни молниеносно метнулась в сторону и с неожиданной силой с грохотом выбила дверь в соседнюю квартиру.
Первая пуля из «маузера» Джейка, едва не чиркнув меня по голове, пролетела по коридору и попала в створку окна; посыпалось стекло. К этому моменту мой палец уже нажимал на курок, разряжая магазин в старого приятеля. Штукатурка летела от стен, пули застревали в бетоне. Стреляя, я перекатывался о стены к стене широкого коридора.
Видимо, пули у нас закончились одновременно, потому что Джейк потянулся за другим пистолетом, а я за скальпелем. В этот момент Бонни выскочила из квартиры с моим тазером в руке и выпалила в Джейка, как в метро в Мэри-Эллен. Электроды вылетели, таща за собой тоненькие провода, и попали ему в колено. Его тело выгнулось на секунду, ноги ослабели, и я увидел удивление и тоску, исказившие его лицо в обиженной гримасе.
Но выстрела не получилось: электроды, не вонзившись Джейку в ногу, отскочили, и шок получился коротким. Шатаясь, Джейк поднялся на четвереньки.
Вскочив, я попятился в квартиру Эсбери, таща за собой Бонни. Пригибаясь, мы проскочили гостиную и вылетели в раздвижные стеклянные двери, ведущие на балкон.
Ни пожарного выхода, ни лестницы. До земли пятнадцать этажей свободного падения. Нипочем не выжить.
— Это нарушение правил, — послышался сзади задыхающийся голос. Мы медленно повернулись и увидели Джейка, державшего меня на мушке сорокапятимиллиметрового, а на Бонни направившего «маузер». — Тазер является собственностью Кредитного союза, а у вас нет лицензии.
— А я на общественных началах, — съязвила Бонни. — Учусь у профессионалов.
— Лиса не превратится в гончую, — ответил Джейк, — как бы ни выделывалась на заднем дворе. Вам некуда идти. Дайте же мне сделать мою работу! Я займусь вами одновременно, если нет возражений, — время поджимает. — Он картинно прокашлялся и встряхнулся, входя в образ. — Вы оба превысили предельные сроки оплаты своего долга за искусственные органы, обманув доверие кредиторов. Есть ли у кого-нибудь из вас при себе причитающаяся сумма задолженности?
— Джейк, — предложил я, — давай спокойно все обсудим.
— Значит, ответ отрицательный. А у вас, мэм?
Бонни даже не пыталась увиливать.
— Нет, — сказала она, высоко подняв голову и глядя ему прямо в глаза. — У меня нет.
Краем глаза я заметил, как ее рука медленно скользит по бедру, и понадеялся, что Джейк этого не видит.
— Отлично, — произнес он. — Тогда мой долг сообщить вам, что как только вы будете обездвижены, я проведу изъятие искорганов. В случае вопросов или проблем ваши ближайшие родственники могут позвонить по бесплатному номеру, указанному в конце квитанций, которые я оставлю на ваших телах. Прощай, брателло, — улыбнулся Джейк. — Неплохо оттянулись напоследок, а?
Из глубины квартиры, прямо у Джейка за спиной, раздался громкий требовательный голос:
— Что здесь происходит?
В ту же секунду произошли три вещи: Джейк обернулся как ужаленный, Бонни кинулась хватать его за ноги, а я — за руки. И мы рухнули на пол большой шестиногой кучей-малой.
Удивление и ярость удваивают силы. Через секунду я приложил Джейка затылком в пол, чтобы оглушить, а Бонни связала руки и ноги обрывками искусственных нервных волокон, которые нашлись у Эсбери в коробках со всякой всячиной. По моей просьбе она приволокла по полу сумку Джейка, и мы достали из нее объемистую канистру эфира. Я воткнул трубку ему в рот и держал, пока он не заснул.
Мы сидели на полу рядом с бесчувственным телом и тяжело дышали.
— Этот голос, — сказал я, — на который он обернулся…
Ухмыльнувшись, Бонни вынула дистанционный пульт своего «Воком экспрессора», на котором мигал желтый огонек.
— Режим чревовещания, — пояснила она. — С этой функцией гортань стоила на десять тысяч долларов дороже, но я рассудила — может пригодиться.
* * *
Мы не стали убивать Джейка. Несмотря на отличную возможность наполнить его легкие эфиром, вытеснив кислород, и держать, пока не погибнет мозг, ни мне, ни Бонни такой исход был не по душе. Те дни остались в прошлом, к тому же это мало бы что изменило: заказ передадут другому биокредитчику, который не даст нам шанса сбить себя с ног. Мы оставили Джейка связанным и без сознания, зная, что вскоре он очнется и найдет способ освободиться.
И вновь сядет нам на хвост. Это уж как пить дать.
Один из знакомых Бонни, вернее, ее бывшего мужа, нашел для нас больничный чулан для швабр, заверив, что здесь мы будем в безопасности, пока не придумаем, как действовать дальше.
Я уже придумал. У меня осталось пятнадцать минут.
Я любил семь женщин. А мог бы любить больше. Я любил и некоторых мужчин. И тоже мог бы любить больше. Я видел, как умирают и погибают мои друзья и родные, смотрел, как их души ссыхаются, будто изюм, из-за того, что я делаю, как они срываются за грань собственной психики, пытаясь спасти мою, и ни разу пальцем не шевельнул, чтобы это прекратить, не защитил от опасности, не проронил слезинки.
Ради меня жертвовали, жертвовали, жертвовали, но я никогда не вставал под молот сам. И если за всю жизнь и месяц печатания я что-то понял, так это — нет надежды для того, кому она неведома.
Когда я два часа назад позвонил Джейку, он ничего не хотел слушать. Не желал вскрывать старые раны и воскрешать воспоминания прежних дней.
— Если ты решил сдаться, — невнятно сказал он — голос еще плыл от эфира, — приходи в союз через два часа. Я встречу тебя у розовой двери.