— Мне нужна помощь. И ты можешь мне помочь.
— Тени из пустыни?
Морсби улыбнулся, как добрый дедушка, уверенный, что внуки таскают из буфета конфеты и боятся в этом признаться.
— Только ты можешь меня понять. Венеция… Миммо… В тебя стреляли…
— Я уже ни в чем не уверен.
Виктор огляделся. Ранчо в солончаках… Призраки предков… Коньяк и прислуга в белых куртках… Морсби криво усмехнулся:
— Вот и я тоже ни в чем не уверен. Но они здесь. Чувствую их, даже когда не вижу.
— Я видел лишь один раз. Но в полной темноте. — Виктор вспомнил гостиничный номер, ощутил дуновение на лице. — И надеялся, что здесь их не встречу.
— Может, так мне и надо. За старые заслуги, — ядовито изрек Морсби, запуская пальцы в седую проволоку шевелюры. — Тени тех, кого я убил когда-то. Сам, своими руками.
Бззз…
Трубка телефона противно защекотала ребра, как крыса, попавшая в ловушку. Он поежился. Стефано? Сука-садистка, строгая мамаша Марианна? Или Джо сообщает, что сбежала и ждет его?
— Что с тобой? — насторожился Морсби.
— Экзотическая пища… Перестарался, пожалуй.
Мобильник заглох. В соседней комнате музыку перекрыл взрыв хохота. Виктор увидел в открытую дверь, как Вирджиния вскочила на стол и отплясывает, высоко вскидывая ноги, изображая киношный канкан в салуне Дикого Запада XIX века.
— Он был совсем еще мальчик. И я его убил. — Морсби вглядывался в свое прошлое сквозь камина. — И еще многих после него. Понимаешь?
— Нет. Этого я не понимаю.
— Ты ведь был в морской пехоте. Персидский залив, медаль, я знаю.
— Я крутил баранку грузовика, сэр. И больше ничего.
— Мы слишком рано там оказались, — рассуждал Морсби, не слыша Виктора. — И слишком мало нас было. Две-три бригады… Я знал, что он сидит в засаде. Он вез меня в клуб в папашином «ситроене». Шутил. Он шутил, а я весело смеялся его шуткам. Поэтому он ничего не заподозрил. Глупый янки… Я выстрелил ему в затылок, и он задергал ногами… Никто ничего не видел. Я вышел из машины и стоял в стороне, наблюдал. Отец его плакал, как ребенок. Я жил в этой стране и убивал ее молодежь. Долго… — Морсби замолчал.
Виктор положил руку на предплечье старика, слегка сжал руку:
— Я очень устал, сэр. Большое спасибо за сердечный прием и гостеприимство. Может быть, поговорим завтра? И вы более подробно мне объясните, зачем я здесь.
Морсби встрепенулся и закивал головой, как будто убеждая в чем-то себя самого:
— Конечно, конечно. Извини старика… Действительно, поздно уже.
Попрощавшись, Морсби направился к лестнице. Поддерживаемый слугой в белых перчатках, он поднялся в свою спальню.
Виктор вышел из дома Морсби и пошел к себе. Вынул телефон, проверил вызов, перезвонил.
Марианна:
— Контрольный звонок. Соблаговолите отвечать, когда вам звонят.
Учительница не гневается, нотация профилактическая. Запустить бы эту гадкую трубку в скальные россыпи… в которых где-то притаился убийца вроде Стефано… или он сам. Наблюдает за ним в инфракрасный прицел и на чем свет стоит клянет начальство, не позволяющее нажать на спуск.
— Сдохни, сволочь! — крикнул Виктор во тьму.
Со стороны пустыни пахнуло ветерком, в воздухе почудился аромат цветка кувейтской пустыни. Запах затаился, затем исчез. Виктор задумался о своей судьбе. Никаких эмоций не обнаружил, даже страха. «Нас обоих убьют: и старика, и меня, — равнодушно подумал он. — И Джо тоже». С тем же равнодушием он плюхнулся в шикарную кровать под балдахином. Щелкнул пультом, включил снотворный телевизор и заснул без сновидений.
Бззз-бззз-бззз… — проклятая букашка прыгала по ночному столику. Он сгреб ее обеими руками, нашарил кнопку.
— М-м-м… алло…
— Виктор…
— Джо! — Кровь ударила в виски, в лоб, в глаза. — Ты…
— Не перебивай. Или связь прервут. Мне разрешили сказать тебе, что у меня все нормально. Так вот. Если будешь паинькой, увидимся. Будь терпелив. Думай. — Короткая пауза. — Я… — Она заколебалась, и связь прервалась.
Трясущимися руками Виктор попытался перезвонить, но механический женский голос сообщил ему, что «вызываемый номер не обслуживается». Звонили с одноразового.
— «Я»… Что «Я»? «Я люблю тебя»? «Я боюсь умирать одна?»
Он вышел на кухню, достал из холодильника два пива. Стерильность такая, что можно пол лизать. Открыл банку, глотнул. Заныли челюсти. Чистота на кухне подавляла, он вышел наружу — полюбоваться луной, половинка которой висела над Хила-бенд.
Кем ты был до того, как влюбился в Арабеллу? А потом пережил все заново с Джо, ее «альтер эго». Ответа он не находил. Попробовать представить, что все это случилось не с ним, отстраниться, проанализировать ситуацию с позиции постороннего?
Детали, детали, мелкие улики… вот Анника ведет ее — ну чем не пара подружек? Дружеское похлопывание по плечу… Несмотря на слезы и взгляды. Тоже, великая актриса… примадонна странствующего балагана.
А что означает этот звонок? Перестраховка? Не лучше ли было бы потомить его неизвестностью? Он допил пиво и швырнул банку койотам, которые отпрыгнули, но затем подползли обнюхать мусор на предмет съедобности.
— Наглые попрошайки, — обругал он заодно и четвероногих тварей.
Да, Джо по-прежнему в их команде.
И пожалуй, не выходила из нее. Вовремя появилась у почтовых ящиков, по наводке Стефано. Только цвет волос изменился, а суть осталась той же. Может, ее звонок должен был снять напряжение, дать надежду? Идеологическая работа, так сказать. Завтра, чего доброго, родители позвонят… «Десятка» манипулирует людьми… и убивает их.
Виктор тихо двинулся по сухому руслу рядом с дорогой, стараясь не наступить на колючку или какой-нибудь острый предмет. Его угнетало одиночество. Он уселся на валун, подобрал камушек, обкатанный давно испарившейся водой.
Зачем пугать Морсби? Не проще его пристрелить? Что-то они хотят от него. Прежде чем… И именно с моей помощью.
Губы его искривила уродливая усмешка. «Да, маловато у меня карт, — подумал он. — У них козыри… Но без меня их козыри не ходят!»
Виктор открыл вторую банку пива и приветственно поднял ее в сторону своего невидимого убийцы.
— Подождешь, — буркнул он.
Морсби не пришел в себя к утру. Его навестил врач с какими-то экзотическими средствами и оставался на ранчо хозяина длительное время.
Виктор нашел столовую, расположенную в центре деревни, и уселся за длинный стол с чашкой кофе, борясь с желанием выкурить одну от другой всю пачку сигарет. Входящие кивали ему, как старому знакомому. Сухощавый повар, которого звали Альберт, не снимал с лица улыбку, если не считать случаев, когда на него никто не смотрел. Тогда улыбка исчезала, а Альберт явно испытывал облегчение.