Ящер | Страница: 47

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Сара разделывается с бутылкой вина — господи, она умеет пить — и заказывает следующую.

— Меня вы толком еще не расспрашивали, — замечает она. — По-настоящему.

— Не очень-то учтиво превращать свидание в допрос.

— А это свидание?

— Нет, если вам не хочется.

Мы одновременно улыбаемся, и Сара, склонившись через стол, чмокает меня в лоб. После чего откидывается назад, так что ее платье туго обтягивает грудь. Сочные холмы вздымаются над вырезом, соски встают по стойке смирно, и я ощущаю странное желание… дотронуться до них? Невероятно. Я начинаю думать о кипе счетов, ожидающих меня в Лос-Анджелесе, и недозволенные мысли разлетаются и скрываются из виду.

— Не возражаю, если мы займемся этим прямо сейчас, — продолжает Сара. — Спрашивайте все, что вам нужно спрашивать. Не хочу, чтобы вы думали обо мне неправильно или, наоборот, не думали обо мне правильно.

— Вы полагаете, что я веду дело мистера Макбрайда. Раймонда. Это не так — не совсем так, — но достаточно близко к истине.

— Понятно.

— И вам не тяжело говорить о нем? — Обычно мне плевать на чувства свидетелей — я вспоминаю того надоедливого Компи, Суареса, и меня начинает тошнить, — но время от времени позволяю себе отступить от правил.

— Спрашивайте, — кивает Сара.

Подходит официант со второй бутылкой вина, и Сара накатывает себе полный бокал, не озаботившись предварительно изучить этикетку, понюхать пробку или сделать пробу.

Без записной книжки под рукой я вынужден полагаться на память:

— Как долго вы были знакомы с мистером Макбрайдом? До того, как…

Она задумывается, прежде чем дать ответ:

— Несколько лет. Два, может быть, три года.

— И как вы познакомились?

Взор ее туманится, а пальцы бесцельно теребят вырез платья, отчего я все сильнее, сильнее и сильнее напрягаю свое внимание.

— На том благотворительном мероприятии, — наконец произносит она. — За городом.

— За каким городом?

— За городом. То есть на природе. Лонг-Айленд, мне кажется, а может, Коннектикут.

Неважно.

— И Раймонд выступал в роли хозяина?

— Он и его… жена… — В последнем слове проскальзывает изрядная враждебность, чуть ли не опалившая воздух. — Все происходило в их загородном доме.

Вопросы сыплются все быстрее и быстрее, просто отскакивают от моего слегка подраненного языка:

— Как вы там оказались?

— Мой агент взял меня с собой. Это было благотворительное мероприятие. А я занималась благотворительностью.

— Но вы не помните, в чем именно заключалась благотворительность?

— Верно. — Она прижимает к носу палец одной руки и тычет в меня пальцем другой. Пьяный жест, однако привлекательный.

— Ясно. Вот так вы завели дружбу с богатым и знаменитым…

— Главным образом богатым… Я, по-моему, вообще никого из этих знаменитостей в глаза не видела.

— Я просто так выразился. Итак, тем вечером вы познакомились с Раймондом…

— Днем, — поправляет она, и я согласно киваю. — Там затянулось надолго, если мне не изменяет память. Я приехала сразу после полудня, а уехала только на следующий день. Все остались ночевать.

— И вы сразу почувствовали влечение друг к другу?

— Я бы не сказала, что сразу, но что-то такое возникло. На самом деле, весь день мы прекрасно общались с его женой. Но уже на следующее утро мы с ней друг друга возненавидели.

Зарегистрируем.

— Той ночью вы спали с Раймондом?

Я прямо слышу звук пощечины и вижу след, оставленный моим бесцеремонным вопросом на лице ошеломленной Сары. Я вовсе этого не хотел. Я не подумал. Вот идиот, вот дубина, но я слишком обескуражен собственными словами, чтобы принести извинения. Не первый раз мой неудержимый язык вдребезги разбивает хрупкие материи, когда моя детективная составляющая поворачивает в определенном направлении, газ выжат до отказа, управление выходит из-под контроля, что замечательно, когда ты на прямой, но если перед тобой обрыв — прощай, Винсент.

Сара отвечает еле слышно, голос ее полон боли, будто у маленькой девочки, которую поставили в угол непонятно за что:

— Такой вы меня представляете?

— Нет, нет, я…

— Только заговорю с мужчиной — и сразу в постель?

— Я вовсе не то…

— Потому что если вы меня такой представляете, я вас разочаровывать не хочу. Вы собираетесь уйти из ресторана, отправиться домой и уложить меня, ладно, валяйте. — Теперь гнев заливает ее глаза, выплескивается на стол, размывает весь ресторан. Она стремительно вскакивает. С трудом сохраняя равновесие, тянет меня за руку. — Давай, парень, пойдем домой и посмотрим, как ты мне засунешь. — Посетители оборачиваются, прислушиваются, жадно впитывают сплетни, желая скрасить свои серые будни. Я чуть ли не обоняю негодование Сары.

Я накрываю ладонью ее руку, пытаясь восстановить безмятежность нашего идиллического столика на двоих.

— Пожалуйста, я вовсе не это имел в виду. — Постепенно наступает отлив, волны ярости отползают в море. — Прошу вас. Иногда я не поспеваю за собственными мыслями. Это работа виновата.

После двух бокалов вина и нескольких погружений хлеба в цацики Сара принимает мои извинения.

— Нет, — язвительно произносит она, возвращаясь к теме разговора, — я не спала с ним той ночью.

— Я так и думал.

— Хотя это вовсе не значит, что Раймонд не показался мне привлекательным. Это властное, обветренное лицо, изборожденное глубокими морщинами, — сразу видно, что он немало повидал на своем веку. Крепкие мускулы, широкие плечи… Внешне Раймонд был очень крепким. Не физически, а ментально. Эмоционально.

— А внутренне?

— Невозможно было разглядеть его изнутри, пока не узнаешь как следует, но в конце концов понимаешь, что делает Раймонда… Раймондом. Он обладал исключительным обаянием. Я сомневаюсь, что кто-нибудь, кроме меня и, возможно, его жены, знал Раймонда по-настоящему, таким, каким он был на самом деле.

Следует рассказать, что ее обожаемый Раймонд пользовался славой развратника и волокиты? Что он продавил матрасов побольше, чем агент 007? Что хотя она, возможно, была последней из его любовниц, но при этом далеко не единственной? Но что это даст — только причинит девушке боль, а я на сегодня уже исчерпал лимит оскорбительных замечаний. Возможно, я просто завидую Макбрайду, его готовности пренебречь общественными нормами, его страсти к запретному, несомненно куда более сильной, чем моя. Однако подобные размышления и деструктивны, и дегенеративны, так что я давлю их в зародыше.

— …но даже если он и заинтересовал меня в тот момент, — продолжает Сара, — я была не одна.