«Крис-крафт» уже несколько часов стоит неподвижно.
Это гладкая гоночная яхта со старомодной деревянной обивкой и белой полосой вдоль корпуса. Кокпит утоплен в палубу для большей скорости. Уже больше двух часов оттуда никто не выглядывал наружу, и нигде на судне не горит свет.
Якоб думает о Селесте. Она издавала горлом звук, похожий на стон животного. Он размышляет, сколько пройдет времени, пока она не перестанет вовсе издавать звуки. Его познания о мореходстве ограничены тем, что он видел в фильмах. Негусто. В воде отражаются редкие фонари, окрашивающие морскую пену в табачно-желтый цвет. Дует теплый бриз. Но Якоб также чувствует порыв ветра, от которого лампочки стукаются об провод, и знает, что в открытом море неспокойно. Он смотрит на пьяных, бредущих вдалеке и поющих хором что-то о Рождестве на Карибах. Затем, с колотящимся сердцем, он ступает на лодку.
А что, если там кто-то спит и я их разбужу? — думает Якоб, спускаясь к незапертой двери, ведущей в кубрик. Как обычно поступают настоящие воры? Убегают или пытаются побороть тех, кого застали врасплох? Он спотыкается обо что-то и соображает, что он, собственно, и есть настоящий вор. Потому что он не собирается спрашивать разрешения, чтобы присвоить эту лодку и все, что на ней есть. Мертвые подождут. А у живых истекает время, Селесту и ее семью никто другой не спасет. Только новоиспеченный вор с поврежденным локтем.
Якоб нащупывает фонарик. Он сперва убирает его под рубашку, а потом решается включить. Лунно-голубой свет падает на пол, куда он смахнул карты и чьи-то очки. Он может разглядеть силуэт руля на фоне разноцветных огоньков за окном. Проходит еще минута, за которую Якоб успевает приготовиться к появлению кого-нибудь с оружием. Он знает, что никому не причинил бы вреда. Но никто не приходит. Только пьяные где-то вдалеке заканчивают свою песню и празднуют это достижение.
Он уверен, что зажигание должно быть где-то рядом со штурвалом. Но компания у освещенных фонарями лавочек начинает расходиться, во все горло желая друг другу спокойной ночи, а Якоб все еще не может его нашарить. Его пальцы скользят по гладким кнопкам и переключателям, которые он нажимает и поворачивает, но без толку. На пристани наступает тишина, нарушаемая только скрипом трапов, когда капитаны и воскресные пираты возвращаются по своим яхтам. Якоб чертыхается и поворачивается, оставив попытки завести двигатель.
Свет в кабине загорается, и слышно, как кто-то бормочет, спускаясь по лестнице.
— Ох, простите, — ватными губами шепчет Якоб, обливаясь потом, в надежде успокоить возникшего перед ним громилу. — Простите, я, кажется, ошибся яхтой.
Мужчина застывает и чуть не падает от удивления. Но тут же берет себя в руки и смотрит на чудака с переломом, сощурившись.
— Простить, значит? — ворчит он, потирая шею, сгоревшую на солнце до цвета начищенной меди. — Еще чего, придурок. Такая яхта тут одна-единственная. Не заметил?
— Было темно, — говорит Якоб, стараясь улыбаться не слишком отчаянно. — Ну и к тому же я выпил. Давайте я отсюда…
— Понимаю, — кивает мужчина, тяжело опускаясь на ступеньки, которые провисают под его весом. — Я тоже. Меня вытурил из бара какой-то латинос, который считает, что Фрэнк Синатра — это отстой. Ну вообще, представляешь? Во дает.
Якоб медленно подходит к мужчине, разыгрывая непринужденность.
— Это тебя в неправильный бар занесло, — говорит он слегка нетрезвым голосом для пущего правдоподобия.
— Точняк, — качает головой мужчина, поднимаясь.
Его возмущение как рукой сняло. Теперь он видит перед собой товарища. Завтра вечером эта встреча превратится в веселую историю. Ничего плохого же не произошло. — Ладно, тебе надо домой. С какой ты, говоришь, яхты?
Якоб медлит всего долю секунды, прежде чем ответить:
— С «Лоры». Она красавица. Хотя, конечно, с твоей не сравнится.
Любитель Синатры морщится, и сомнение вновь прокрадывается в его прищур.
— Что-то я такой яхты тут не видел.
— Это потому что она стоит на Сэнди-Граунд, — объясняет Якоб, уже поднимаясь по лестнице. — Нас чуть не поломало чертовым штормом, когда мы пытались причалить здесь.
— Постой-ка, — раздается внезапно протрезвевший голос из-за его плеча. — Да я тебя знаю. Я тебя видел!
— Я много на кого похож, — отвечает Якоб, продолжая подъем и чувствуя, как пот проступает на рубашке точно свежая кровь.
За ним раздается щелчок, как будто кто-то ударил молотком по гвоздю, только гораздо громче.
— Ты похож на полоумного сукина сына, который бегал от полиции. Ну-ка вернись сюда, я тебя…
Якоб больше не раздумывает. Тело все делает само. Он поворачивается и прыгает на великана, стараясь дотянуться здоровым локтем до его лица. Он попадает локтем в щеку, но этого достаточно, чтобы мужчина уронил то, что держал в руке. Это оказывается ракетница с таким широким дулом, что туда бы поместился стакан молока.
— Ах ты… — вскрикивает мужчина, раскрасневшись и снова хватаясь за ракетницу. — Сукин…
Он получает в лицо трубой раньше, чем Якоб понимает, что взял ее в руки.
Владелец «Крис-крафта» падает поверх своих карт, не издавая больше ни звука. Дрожа и все еще держась за трубу, Якоб припадает к его груди, пытаясь расслышать дыхание. Но ничего не слышит. Кончай его, шепчет брат через океан времени. Если он выживет, то заложит тебя. Представляешь себе тюрьму на Багамах? Жуткое дело. Но Якоб зажимает нос великана и дует ему в рот, словно стараясь надуть огромный воздушный шар.
— Господи, ну давай же, давай, — умоляет Якоб между попытками, наблюдая, как исполинский живот медленно опадает после каждого раза.
Великан начинает кашлять. Сперва слабо, затем жадно хватая воздух горлом. Он стонет. Глаза его все еще закрыты. Якоб испытывает такое облегчение, что забывает обо всем остальном.
— У тебя мало времени, — раздается чей-то спокойный голос из-за спины. — Когда он придет в себя, он позвонит в полицию. А они, я слышал, уже о тебе разговаривают.
Якоб поворачивается, все еще держа в руках отпиленный кусок трубы, и видит бледного мужчину в цветастой рубашке, сидящего на ступеньках. Его кожа совершенно бесцветна, будто свет неправильно падает на нее. Точно он всю жизнь сидел в четырех стенах и никогда не видел солнца, отчего весь пигмент куда-то ушел.
— Вы не станете звонить в полицию?
У Якоба начинают дрожать руки.
Бледный тип только качает головой и смотрит на Якоба, и во взгляде его читается искренняя забота. Он к тому же весьма доволен собой и от этого улыбается почти как девчонка.
— Почему? — спрашивает Якоб, представляя себе участь похуже, чем арест. Потому что ему кажется, что этот человек смотрит на него как на добычу. Как на собственность. — Вы следили за мной? Кто вы?
— Меня зовут Гектор Франсиско Рамирес, — отвечает Перехватчик очень серьезным тоном, как будто давно готовился к тому, чтобы представиться полностью. — Поверь мне, я твой друг.