Она кивнула и вяло принялась за салат.
— Ладно. За попыткой расчленения наблюдали Рашид Барри и Каморра. Идриса ловят, эта парочка смывается, белый «рейндж-ровер» исчезает. Слушаешь меня?
— Да!
Ленгтон, разгибая пальцы, стал перечислять дальнейшие события: Идрис отказался от своего заявления, сказав, будто не знает, кто были эти двое, и твердил, что сам, один, убил Карли Энн.
— Вот и объясни мне, Анна, зачем он это сделал? Зачем он признавался в убийстве, которого, как ты говоришь, не совершал?
— Может быть, боялся за брата?
— Эймона Красиника взяли за то, что он у школы продавал наркотики детям. Он сопротивлялся при аресте, а на суде ему предъявили обвинение еще по восьми случаям продажи наркотиков и попытке похитить четырнадцатилетнюю девочку.
— А тебе не приходило в голову, что братья боялись того, что может сделать с ними Каморра? — спросила Анна. — По крайней мере, в тюрьме они освободились бы от него. Вот Эймон там и оказался, и мы даже знаем как.
Ленгтон покачал головой:
— Но Идрис ничего не говорил, пока мы расследовали убийство Карли Энн, он все время играл в молчанку. Если бы он сразу назвал нам имена Рашида Барри и Каморры… А он врал: знал все, но держал язык за зубами. Он заговорил, только когда решился спасти брата. Конечно, если ты хочешь добиться пересмотра дела совместно с его защитой, то, пожалуйста, вперед, а по мне, так это ничтожество должно отсидеть весь срок.
— Но он не убивал Карли Энн.
Ленгтон зло ответил:
— А я считаю, что он знает, кто это сделал!
— Так, значит, ты утверждаешь, что Рашид Барри и Каморра были в общежитии, когда ты пришел туда?
— Вот именно. Если Идрис назвал бы их имена, то, посчитай сама, сколько смертей удалось бы избежать. Ребенку Гейл было всего два годика, и его скормили свиньям — в голове не укладывается! Или тебе это кажется нормальным?
— Нет, конечно!
— Так пусть Идрис Красиник хоть в аду сгорит!
Официантка опять выкрикнула номер их ложки, принесла бифштексы с жареной картошкой, убрала грязные тарелки и вилки, положила на стол чистые.
— Спасибо, а вино?
Она ответила, что сейчас принесут.
Ленгтон взял кетчуп и протянул его Анне, которая отрицательно покачала головой.
— Рашид Барри был убит, — тихо сказала она.
— Да, его аккуратно уложили в багажник «рейндж-ровера», в котором Каморра никогда не ездил, потому что, видите ли, не любил машин с автоматикой, — сказал Ленгтон, разрезал бифштекс и положил в рот кусок побольше.
— Так, Рашид… ты ведь узнал его, правда? По золотым зубам?
Ленгтон кивнул:
— Естественно… Конечно узнал.
— А ты узнал Юджина Каморру — второго, который напал на тебя на лестнице?
Не глядя на нее, он отрезал еще порцию бифштекса и ответил:
— Узнал его?
— Никого я не узнавал.
Анна взяла солонку и чуть-чуть посолила картошку.
— Так на тебя напал не Юджин Каморра?
Ленгтон выпрямился в кресле:
— Знаешь что, если бы я встретил этого человека, то после всего, что мне выпало, не сдержался бы, это точно, можем на что угодно спорить — не сдержался бы. Я бы его своими руками… — Он показал ножом на ее тарелку и спросил: — Ну, как мясо — хорошее?
— Да, вкусно, спасибо.
Ленгтон улыбнулся официантке: она принесла два бокала красного вина и забрала со стола пустые бокалы. Он посмотрел, как Анна отрезает бифштекс, и сказал:
— Тут пошли слухи, будто меня продвинут по служебной лестнице. Придется повозиться с разными бумажками, но шеф считает, что это только дело времени. Что скажешь?
— Неплохо, — пожала плечами Анна.
— Неплохо, — передразнил он ее.
— И правда неплохо. Надеюсь, тебя повысят.
Он взял со стола бутылку воды, спросил, не хочет ли она, налил себе и медленно закрутил крышку. Все это время он не сводил с нее взгляда, так что ей пришлось даже отвернуться. Перед ней сидел уверенный в себе красавец, которого она любила, да, она все еще любила его поджарое тело, руки, смех. Теперь, загорелый, стройный, он был еще привлекательнее, чем всегда, но сейчас, как нередко бывало, это был незнакомый ей человек — как будто к ней за стол сел случайный прохожий.
— Извини, что-то голова разболелась, — сказала она. — Я хочу домой.
Ленгтон попросил принести счет, а она прошла к машине, открыла дверцу и села. Он неторопливо подошел и наклонился над открытой пассажирской дверцей.
— Езжай, я еще побуду здесь, — сказал он, хлопнул ладонью по крыше и прошел прямо перед машиной к берегу реки.
Анна заметила, что хромает он совсем немного. Он шел как будто беззаботно, смотрел на уток, и она не выдержала, громко хлопнув дверцей, вышла из машины и, торопливо подойдя к нему, сказала:
— Я знаю, как ты это сделал!
Он посмотрел ей в лицо — хмурый, словно не понимал, чего она от него хочет.
— Я знаю, что на тебя напал Каморра. Я знаю: это был он. Не понимаю, как у тебя хватило духу не удавить его своими же руками, но я знаю, Джеймс, знаю!
Ленгтон поднял с земли палку, швырнул ее в воду, хромая, подошел к дереву, прислонился к нему.
Она продолжала:
— Яд подсыпали в тарелки. Он был и в воде, которую ты налил ему на допросе…
— Да о чем это ты?
— Ты прекрасно понимаешь о чем: о яде, о джимсоновой траве, о дурмане. Ты давал его Каморре. У него были все признаки…
Ленгтон с улыбкой покачал головой.
— Я знаю: ты это сделал! Не знаю только, как ты до этого додумался.
— Ты разговаривала с доктором Саламом и его женой?
— Да!
— Знаешь, сначала я подумал, что ты просто гнешь свою линию, что ты не умеешь работать в команде, о чем я тебя давно предупреждал. Я думал: ты все силишься доказать, что к этому приложил руку Эммерик Орсо.
— Он никак не мог этого сделать! — резко бросила она.
— О господи… — Ленгтон покачал головой, глядя на нее в упор. — Значит, ты хочешь приплести сюда меня, правильно я понял? Вот почему ты носишься кругами, собираешь всякую гадость? Потому, что я от тебя ушел, да?
— Нет!
— Тогда зачем же? Что ты хочешь со мной сделать? Обвинить меня в том, что я опознал Юджина Каморру как человека, который чуть меня не убил, арестовал его за бог знает сколько убийств — и только для того, чтобы отомстить? Да кто я такой, по-твоему?
— Ты мог подсыпать яд в его тарелку.