Шесть лет назад… Грейс сухо улыбнулась. С какой почтительностью он это сказал. Она никогда не довольствовалась достигнутым, и радости от успехов ей хватало ненадолго.
— Если очень хочешь, добиться можно многого.
— И как только тебе удалось туда поступить?
Она уехала из Стилуотера через два дня после окончания средней школы, работала официанткой в грязной забегаловке в Джексоне, экономила, откладывала каждый доллар и не расставалась с книгами, готовясь к вступительным экзаменам. И когда набрала в итоге почти максимальную сумму баллов, ее школьные результаты никого уже не интересовали. Ей удалось поступить в университет Айовы, а потом ее приняли и в Джорджтаунский.
Но обсуждать сейчас все эти детали с Клэем было бессмысленно. Время учебы в колледже, когда спать случалось не больше трех-четырех часов в сутки, вспоминалось без гордости и ностальгии. Другие могли позволить себе пренебрегать занятиями в пользу веселой жизни, она же держалась особняком и признавала только одну отметку — «отлично».
Она старалась рассчитаться за прошлое, доказать всем и самой себе, что ее недооценивали. Но, закончив юридическое отделение и отработав последние пять лет в должности помощника окружного прокурора, поняла простую истину: бегство не есть решение. В личной жизни все осталось по-прежнему, и прогресса не намечалось.
— Мне просто повезло. Клэй оглянулся на дом:
— Зайдешь?
Уловив в вопросе надежду, Грейс посмотрела на веранду, сидя на ступеньках которой они обычно слушали, как мать читает Святое Писание. Преподобный требовал, чтобы изучению Библии уделялось не менее часа в день. И надо сказать, час этот проходил не без приятности. Летние дни клонились к вечеру, духота спадала, и она слушала мать со стаканом прохладного лимонада. Мягкий, переливчатый голос, поскрипывание досок под старым креслом-качалкой, танцующие в воздухе светлячки. Грейс это даже нравилось — пока не приходил преподобный.
— Нет. Я… я лучше поеду.
Она отступила в темноту. Повидала брата, убедилась, что с ним все в порядке, что он настороже, и хватит. На сегодня с нее воспоминаний достаточно.
— Надолго в город?
Грейс остановилась.
— Еще не знаю.
Клэй нахмурился, и его приятные черты вдруг обострились, стали жестче и грубее. Похоже, сбережение мрачной семейной тайны оказалось делом нелегким, и груз выпавшего на его долю бремени давал о себе знать.
— Так что же тебя сюда привело? После стольких-то лет…
Она прищурилась под его взглядом, но глаз не отвела.
— Иногда меня так и тянет рассказать всем о том, что здесь случилось. Это было бы справедливо и правильно.
— А почему ты думаешь, что знаешь, как правильно, а как неправильно?
— Потому что последние пять лет я занималась тем, что защищала истину и справедливость и заставляла людей нести ответственность за свои поступки.
— И ты уверена, что всегда наказывала того, кого надо? Что люди получали заслуженное наказание?
— Мы должны полагаться на систему. Без нее общество развалится.
— И кто же заслуживает наказания за то, что здесь случилось?
Тот, кто лежит в земле, хотела сказать Грейс, но Клэй знал это и без нее, а потому она промолчала.
— Почему же не призналась раньше? — спросил он. Она невесело усмехнулась:
— Наверно, потому же, почему и ты до сих пор охраняешь это место с ружьем.
Несколько секунд Клэй молча смотрел на нее.
— Похоже, тебе предстоит принять нелегкое решение.
— Наверно.
Молчание.
— И ты не попытаешься меня отговорить? — с кривой усмешкой спросила Грейс.
— Каждый решает для себя сам.
Какой уклончивый ответ. Она хотела бы услышать другой — чтобы зацепиться, схватиться, возмутиться, обвинить кого-то. Чтобы не дать ему обойти ее так легко. Но прежде чем она успела что-то сказать, Клэй сменил тему:
— Так ты ушла с работы?
— Нет, у меня отпуск. — За последние пять лет у нее не было ни одного прогула. Штат задолжал ей два месяца, к тому же она еще взяла и отпуск.
— Не самое лучшее место для отпуска.
— Ты же здесь живешь, так?
— У меня на то веская причина.
Грейс не удивилась бы, если бы брат, по примеру матери, назвал ее предательницей, но чувствовала — Клэй рад, что сестра сбежала в город. Он хотел, чтобы она держалась подальше отсюда, жила своей жизнью и забыла о нем, о Стилуотере, обо всем.
Из-за этой вот душевной щедрости Грейс ощущала себя не в своей тарелке — потому что хотела того же и для него.
— Ты тоже мог бы уехать, если бы хотел по-настоящему, — сказала она, понимая в глубине души, что он с ней не согласится.
— Я сам так решил, — твердо отрезал он и замолчал, плотно сжав губы.
— Ты такой упрямец. Так и проведешь здесь всю жизнь.
— Где остановишься? — спросил Клэй, пропустив ее последнюю реплику.
— Сняла домик Ивонны.
— Так ты уже знаешь…
Боль в груди заставила ее напрячься.
— Молли позвонила мне, когда она умерла.
— Молли была на похоронах.
— У Молли свои причины, чтобы приезжать сюда, — резко ответила Грейс, хотя в голосе брата и не прозвучало осуждения. Если бы и она могла поступать так же, как Молли, приезжать и уезжать, когда заблагорассудится, вести себя естественно, как все остальные. Но нет, у нее так не получилось бы — слишком многое мешало. — Кроме того, я была занята на важном процессе.
Это было правдой, но, с другой стороны, она даже не попыталась вырваться. Три месяца назад она еще уверяла себя, что никогда, ни при каких обстоятельствах не вернется в Стилуотер. Ни за что. Ну, только на похороны матери. Да и то…
— Я знаю, Ивонна многое для тебя значила. Хорошая была женщина.
В тот год, когда Грейс уехала из Стилуотера, Ивонне Уокер, бездетной вдове с нежной, черной, как соболиная шерсть, кожей и глазами, видевшими в людях только хорошее, исполнилось шестьдесят пять. В течение многих лет она, независимо от погоды, сидела под тентом в своем дворике на углу Мэйн-стрит и Эппл-Блоссом и продавала самодельное мыло, а также, в зависимости от сезона, яйца от собственных кур, пикули, персики и томаты со своих грядок, пироги со сладким картофелем и шоколадное печенье с орехами.
В Стилуотере Ивонна считалась чудачкой, и на то было три причины. Она не терпела преподобного, не лезла в чужие дела и всегда была добра к Грейс.
— Знаешь, она выслала мне письмом все свои рецепты, — сказала Грейс.
Именно тот пакет, прибывший из офиса окружного прокурора через неделю после похорон, и склонил Грейс к возвращению в Стилуотер. Пакет да настойчивое желание Джорджа, потребовавшего, чтобы она устранила препятствия, мешавшие ей принять его предложение. Он даже выдвинул ультиматум: решить все проблемы в трехмесячный срок. Заявил, что не хочет прожить жизнь в ожидании того, что, как ему представляется, может быть, никогда и не произойдет.