Джон говорил уверенно, все больше возбуждаясь по мере того, как он представлял себе то, что описывал.
— Сначала никаких названий. Про «Коннектикут капитал» мы упомянем только в том случае, если возникнет такая необходимость. Если «Коннектикут капитал» будет отпираться, то рынок ему не поверит, как он не поверил Мерривезеру из ДСУК, когда тот пытался убедить всех в том, что дела идут замечательно, хотя на самом деле все было как раз наоборот. К этому времени я уже завершу игру. Облигации будут проданы.
Делбой громко рассмеялся, поднял стакан пива и осушил его одним большим глотком.
— С Лондоном я определенно справлюсь. Ребята из Международной фондовой биржи готовы слопать любое дерьмо. Но подожди минутку. Мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь засек, как я по служебному телефону банка пытаюсь манипулировать финансовыми рынками. — Он улыбнулся при одной мысли о подобной глупости.
— Делбой, мы воспользуемся сотовыми телефонами, — небрежно бросил Джон. — Нет никакого преступления в том, чтобы пересказывать слухи. Никто не сможет доказать, что мы являемся их источником. Кстати, можешь не беспокоиться, я собираюсь щедро отблагодарить тебя за помощь.
— Это выходит за все границы, но ты рискуешь своей шеей, сынок, а не моей. Что дальше, после того как мы распустим слухи?
— На данном этапе я буду очень агрессивно скупать оставшиеся пять миллиардов «десятилеток» через рынок фьючерсных контрактов. Слухи очень быстро подтолкнут облигации вверх на полпункта, и скачок тотчас же сообщит моему балансу прибылей и убытков мощный поступательный импульс. После чего мне останется только продать облигации. Сделать это будет нетрудно.
Делбой слушал и кивал.
— Самое смешное в том, что рынок захочет поверить в это. В сообществе инвестиционных фондов много говорят о том уроне, который нанесли недавние колебания доллара. Уоррен Баффет [14] не перестает напоминать рынку о систематическом риске. Момент подобран как нельзя лучше. Сейчас можно быстро заработать настоящие деньги.
Джон усмехнулся, довольный реакцией своего друга.
— Именно это и есть главное в моем плане.
Делбой упивался грандиозностью замыслов своего собеседника.
— Давай предположим, что тебе удалось провернуть дело. Чем ты займешься дальше? У меня есть одно предположение. Тот самый рынок инвестиционных фондов, при помощи которого ты собираешься толкать облигации вверх, и будет следующим местом остановки такого красивого, успешного парня, как ты.
— Такая возможность не исключается. Похоже, сейчас на каждом углу начинает работу новый инвестиционный фонд. С этой стороны наверняка будут интересные предложения, но мне на самом деле хотелось бы пуститься в свободное плавание. Мне просто хочется заработать достаточно бабок, немного поостыть и подумать о будущем. Я чувствую неумолимо приближающийся срыв и, как и ты, задумываюсь о переменах. Но все по порядку.
— Вал, как тебе хорошо известно, больше всего на свете мне нравятся храбрые замыслы. Вот чему нас научили все годы на Треднидл-стрит. [15] Не бойся идти вперед, и ты добьешься успеха. Однако то, что ты предлагаешь сейчас, связано с весьма серьезным риском. Ты можешь столкнуться с Комиссией по ценным бумагам, а это ведомство почти такое же могущественное, как Налоговая служба.
— Кто не рискует, тот не пьет шампанское, — Джон пожал плечами. — Только так можно чего-то достичь в жизни. К тому же мне очень хочется пойти туда, куда еще не хаживал никто. Дружище, если я не сделаю этого сейчас, то не сделаю никогда. Возможно, все кончится тем, что я до конца дней своих буду сидеть в нашем операционном зале в окружении таких же неудачников. Ты прав, Дел. Пришла пора немного пожить. Настало время перемен.
Центральный Лондон
Джеймс Ремини долго проработал в Центральном разведывательном управлении и очень обозлился на свое ведомство, когда почти ничего не получил за многолетнюю усердную службу. В начале восьмидесятых образ доблестного безрассудного головореза, созданный второсортными романами и голливудскими боевиками, меньше всего соответствовал тем людям, которые в действительности работали в ЦРУ. Управление искало людей с головой, умеющих держать язык за зубами, не имеющих постоянных привязанностей, которые могли быстро переходить от одного задания к другому, не поднимая волны и не оставляя следов.
Ремини полностью соответствовал этим требованиям. Он не был ни красивым ни уродливым, ни высоким ни низким. Такой человек ничем не выделяется в толпе. Способность не привлекать к себе внимание была одним из его основных достоинств. Она очень помогала ему все те долгие годы, проведенные в Латинской Америке и Центральной Азии, когда он менял свою личность с такой легкостью, с какой другие меняют костюм.
Во время первого президентского срока Рейгана Ремини занимался обеспечением поставок героина из Пакистана и Юго-Восточной Азии. По прибыльности героин уступает только нефти. Холодная война была в полном разгаре. Советский Союз и Соединенные Штаты схлестнулись в жестокой схватке за контроль над заманчивым и выгодным бизнесом торговли наркотиками. Часть грязных денег неизбежно прилипала к рукам тех особ, которым было поручено налаживать каналы поставки наркотиков.
Ремини был прекрасно обученным убийцей. Он получил задание устранить местного резидента советской разведки, некоего Бориса Пожарнова, но уже достаточно проработал в этих краях и понимал, что для обеих сторон лучший способ получать максимальную прибыль заключается в том, чтобы объединить усилия. Это был его шанс получить премию за все годы неблагодарной анонимной работы.
Поэтому Ремини приставил нож к горлу советского подполковника, но вместо того чтобы перерезать сонную артерию, сделал ему предложение. Пожарнов мог сохранить свою жизнь в обмен на небольшой процент всего того, что он зарабатывал, тайно, но эффективно контролируя торговлю героином. Всю прочую прибыль они не будут отправлять в Москву, а поделят поровну. Если бы русский не согласился, то Ремини просто выполнил бы до конца свое задание, как ему и было приказано.
Советский подполковник, человек неглупый, с готовностью согласился, и так родилось странное и неожиданное партнерство. Пожарнов оказался человеком на редкость жестоким. Своим свирепым нравом он выделялся даже среди коллег по разведке. Они с Ремини были полной противоположностью друг другу. Один — лет пятидесяти с небольшим, здоровенный верзила, прямолинейный, любитель покрасоваться в свете прожекторов, другой — лет сорока, тихий, расчетливый, чуть ли не до смешного стремящийся затеряться среди окружающих. Именно благодаря своей несхожести они великолепно дополняли друг друга. Со временем между ними установилась прочная связь, основанная на странном взаимном доверии, но лишенная какой-либо личной привязанности.