Хамелеон | Страница: 23

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Уолл-стрит, Манхэттен

Когда на следующий день Эллен в семь утра пришла на работу, Джон уже был на месте. Она отметила, что шеф со вчерашнего дня не сменил ни костюм, ни галстук, что для него было чем-то из ряда вон выходящим, однако ни словом не обмолвилась об этом. В то же время он выглядел на удивление расслабленным и спокойным для человека, который сутки не был дома, и приветствовал Эллен дружеским кивком.

У той мелькнула мысль, не означает ли это, что ситуация улучшилась.

— Вам удалось продать в Токио хоть сколько-нибудь облигаций? — спросила Эллен, включая монитор.

— Совсем небольшой пакет. Я продал двести пятьдесят миллионов по четыре целых шестьдесят пять сотых процента одному японскому институциональному клиенту. Рынок ничего, держался, но Банк Японии и не вздумал на нем появиться. Японцы хотят увидеть Тейбера бегающим в полном здравии вокруг Капитолийского холма, причем отмывшимся от скандалов. Лишь после этого они снова начнут покупать наши облигации.

Джон прекрасно понимал, что, как только размеры убытков станут известны отделу юридических согласований, ему придется объяснять свои действия на аукционе. Время работало против него. У него не оставалось выбора, кроме как полностью закрывать свою позицию.

— Состояние председателя Федерального резервного банка описывается как «удовлетворительное», — заметил Джон. — Готов поспорить, он чувствует себя сейчас гораздо лучше, чем я.

— Я в этом не уверена, — возразила Эллен. — Что насчет той девчонки? В утренних новостях о ней ничего не было.

— Тейберу придется подать в отставку, тут никаких вопросов. Но по большому счету это не имеет значения. Наша насущная проблема — это покалеченный рынок и свыше шести миллиардов долларов в облигациях на нашем счету, от которых нам нужно любым способом избавиться, причем хотелось бы сделать это до того, как они окончательно опустятся на дно.

Эллен сомневалась в том, что это возможно.

— Даже не знаю. Существует восемьдесят три… — Она посмотрела на экран. — Нет, теперь уже восемьдесят четыре миллиона причин особо не обольщаться.

— Спасибо за то, что напомнила. Но всему свое время. Первым делом мне нужно исправить позицию. Среднесрочные облигации выглядят очень прилично при доходности около четырех целых шестидесяти пяти сотых. Лично я предпочел бы покупать эти чертовы бумаги, а не продавать их, но позицию таких размеров мне не осилить. Вся проблема в том, что она чересчур «длинная» и уже произошло слишком много неприятностей. — Джон помолчал. — Подвожу итог! Я в полной заднице.

Эллен пожала плечами, теряясь в догадках, как вести себя с боссом, которого она сейчас увидела с совершенно незнакомой стороны. Тревога Джона передалась и ей самой, и она была не рада новому чувству. Пытаясь восстановить порядок в своем мире, Эллен погрузилась в работу и старалась не смотреть на Джона.

В восемь часов утра все маклеры заняли места, и наступило время для откровенного разговора с Тони и Гэри. Джон понимал, что хранить молчание и дальше опасно. Сейчас ему была необходима помощь молодых маклеров, чтобы как можно быстрее сократить свою позицию, при этом не спровоцировав панического сброса облигаций. Джон предупредил их, чтобы они не говорили о том, с чем столкнулись, никому из присутствующих в зале, хотя он и понимал, что скоро все сами обо всем догадаются.

Затем подошло время ежедневной утренней планерки. Джон говорил кратко и бодро. Он в общих чертах описал ситуацию со среднесрочными государственными облигациями, не упомянув про истинное положение дел, сказал лишь, что будет продавать небольшие пакеты, сохраняя «длинную» позицию. В заключение Филлипс повторил просьбу переправлять все заявки на покупку облигаций в его отдел.

Все утро рынок в целом оставался довольно слабым. Джон понимал, что, как это ни грустно, если бы не его собственное непрестанное давление, то рынок, вероятно, постепенно пошел бы вверх, однако у него не было выбора.

Он откинулся на спинку кресла и протер глаза, чувствуя, как начинает сказываться усталость.

— Эллен, что с нашей позицией?

Она оторвалась от монитора.

— Сократилась до миллиарда трехсот миллионов.

— Я потрясен. Как выглядит баланс прибыли и убытков?

— Если облигации удержатся на нынешних ценах, то общая сумма убытков составит… — Эллен остановилась, вводя в компьютер самую последнюю стоимость государственных облигаций, которые еще оставались у Джона. — Сто двадцать один миллион долларов плюс минус несколько центов. Хорошее в этом то, что мы распродали почти все облигации, так что существенно хуже уже не станет. — Она слабо улыбнулась.

Джон с облегчением отметил, что он смог полностью сосредоточиться на насущной проблеме и сократить убытки. Сами они не были настолько большими, чтобы поставить под угрозу безопасность банка. Однако если станет известно о нарушении правил Комиссии по ценным бумагам, то это даст возможность КЦБ приостановить лицензию. Для банка она подобна живительной крови. Без нее он не сможет вести свою деятельность.

Теперь ему предстояло заняться решением внутренних процессуальных проблем. Отправной точкой должен был стать отдел юридических согласований. Роль связующего звена между Джоном и советом директоров банка играл Роберт Болдуин, поэтому Филлипсу необходимо было немедленно связаться с ним.


Уолл-стрит, Манхэттен

Из окон кабинета Джонстона открывался вид на юг, на статую Свободы и дальше, на бескрайние просторы океана. Темная обивка из красного дерева, большой письменный стол с кожаным верхом и диваны, обитые коричневым твидом, напоминали другую, более консервативную эпоху. На передней половине стола, в остальном совершенно свободного, стояла модель двухмачтового парусника, выполненная с невероятной точностью. У любого посетителя этого кабинета возникала вполне понятная мысль о том, что он оказался где-то далеко от бурлящего и нередко хаотичного сердца Уолл-стрит.

Джонстон сидел неподвижно, молча уставившись на экран компьютера. Он нес ответственность за юридическую чистоту сделок, поэтому имел неограниченный доступ к системе учета прибыли и убытков банка, которые сейчас и изучал.

Эрнст закрыл лицо руками. Он следил за падением фьючерсов на государственные облигации и за тем, какое действие это оказывает на баланс прибыли и убытков Джона. Обвал курса облигаций убивал Филлипса, убивал клиента Джонстона, не говоря уж о нем самом. Все пошло совсем не так, как было запланировано.

Внезапно Джонстон схватил хрустальную пепельницу, швырнул ее в стену и послал следом поток ругательств. Как назло, пепельница упала на диван целой и невредимой.

Эрнст пожал плечами, поднес к уху трубку телефона, а другой рукой принялся набирать номер. Он сидел совершенно неподвижно, слушал длинные гудки и в глубине души надеялся на то, что ответа не последует.

Когда в трубке наконец послышался голос, Джонстон не стал себя утруждать даже самыми простыми словами приветствия, которых требовали правила приличия.