– Мать потеряла покой и натурально помешалась. Она быстро перебралась на другую квартиру, и началось! Проживем год – и опять переезд. Мне сначала даже прикольно казалось: каждый раз новые люди, новые учителя. Но потом надоело. Я начал возмущаться, а мать вечно какие-то объективные причины находила. Первый этаж, очень страшно; последний этаж, слишком жарко; на стене гостиной грибок; дом стоит в нехорошем месте; у нее на соседей аллергия… И так до бесконечности; пока она не заболела, не успокоилась. Впрочем, мое присутствие ее как-то сдерживало, а когда я в армию ушел, она за два года ухитрилась шесть раз прописку сменить. Командир меня к нотариусу отпускал-отпускал, потом не выдержал и спросил: «Слышь, Коротков, твоя мать что, того?» Я и сам стал ее сумасшедшей считать. Хотя, если разобраться, она полностью адекватная: говорит нормально, хозяйство ведет, на службу ходит. Чего еще надо? А переезды… Мало ли у людей фишек…
И только перед смертью Вера Павловна открыла тайну: она боялась оказаться в руках убийцы.
– Только он адрес разведает, а я уже в другом месте, – шептала умирающая. – Юрочка, пообещай, что долго в одном месте жить не станешь. Я этого Андрея в нашем дворе видела! С бородой и усами!
Юра дал матери обещание и пошел к лечащему врачу с просьбой вызвать к больной психиатра. Похоже, у Веры Павловны от переживаний окончательно снесло крышу.
На следующий день Короткова умерла. Юра похоронил мать, а еще через неделю в его квартиру влезли воры и перевернули все вверх дном…
Детектив опять прервал рассказ. Встал, распахнул окно, вытряхнул на улицу окурки из пепельницы и, провожаемый моим укоризненным взглядом, сел на место.
– Очень мне история с ограблением не понравилась, – сказал он. – Конечно, не исключено, что в дом вломилась обычная шушера. Мама незадолго до кончины въехала в очередные хоромы, с новыми стеклопакетами. А что думает мелкий тырщик? Изучает фасад многоэтажки. Ага, свежие рамы, значит, хозяева недавно ремонт делали, небось денежки водятся, либо техника хорошая или шуба на вешалке. Подбирает ключи, и вперед. Вполне вероятно, что именно так и произошло, но тут мне вспомнился мамин рассказ… Короче, я решил покопаться в семейной беде, выяснить, что к чему. И такое выползло!
– Какое? – Я засучила от нетерпения ногами. – Хватит предисловий, переходи к сути!
Юрий начал с дела отца, позвонил кое-кому из приятелей и добрался до папок. Стало ясно, что был свидетель, который, находясь в кабинке туалета, через дырку в двери видел, как Владимир вылезал в окно, а потом возвратился в кафе тем же способом. Коротков выписал адрес парня, поехал к нему, но поговорить не смог: свидетель год назад женился на немке и укатил в Германию. Зато официантка из «Одуванчика», девица по имени Амалия Евстигнюк, рассказала ему кучу интересного.
– Я тот день до смерти не забуду! – зачастила Амалия, вспоминая события рокового дня. – Тот мужик… э… как же его звали… ну у кого жена с дочерью погибли…
– Андрон, – подсказал Юрий, недавно читавший дело.
– О! – подняла палец Амалия. – Он их словно сам на смерть определил. Так спорил!
В душе Юрия проснулась ищейка.
– С кем? – вздрогнул он.
– Да с женой, – затрещала Евстигнюк.
Из бестолкового, изобилующего ахами, охами и ненужными подробностями рассказа Юрий вычленил главное, и оно выглядело странно.
Когда Люся, держа на руках маленькую Зоечку, вошла в «Одуванчик», она сказала мужу, который вел Юлю:
– Сядем в глубине.
– Там кухня, – поморщился Андрон.
– Не хочу у окна, – уперлась жена.
– Смотри, как там здорово, – начал уламывать ее супруг.
– Чего хорошего в дороге? – нахмурилась Люся.
– Я сяду за столик у окна, – категорично заявил Андрон.
– А я нет, – отрезала Люся.
– Вечно ты недовольна, – упрекнул муж, – постоянно ноешь: сижу дома, устала от детей… Я решил сделать тебе сюрприз, зову в кафе, а ты затеваешь свару, где сидеть.
– Мне не нравится, когда вот так, спешно, – надулась Люся. – Прибежал, детей схватил… Надо было заранее предупредить, я бы голову помыла.
– Зануда, – не сдержался Андрон.
– Дурак, – не осталась в долгу баба. – Все, я ухожу!
– Стой, милая, – муж дал задний ход, – не будем ссориться, сядем у окна, поедим.
– Нет, устроимся там! – Люся ткнула рукой в глубину зала.
– А я здесь! – заявил Андрон. – Точка, я сел!
Жена с лицом мученицы устроилась напротив. Амалия принесла меню, а пара опять принялась собачиться.
– Дайте детский стул, – потребовал муж.
Амалия пошла выполнять просьбу, но ее остановила мать девочек.
– Спасибо, не надо.
– Почему? – изумился муж.
– Юля так посидит.
– Не о ней речь! О Зое.
– Я возьму ее на руки.
– Тебе будет есть неудобно.
– Не беда.
– Несите стул.
– Не надо никакого стула.
– Вы уж определитесь, – вздохнула задерганная Амалия, – а то я не знаю, кого слушать.
– Ставьте стул и тащите еду, – приказал Андрон.
Когда официантка принесла заказ, пара опять лаялась. Андрон крепко привязал Зою ремнем к сиденью и тщательно закрепил столик, а Люся стонала:
– Дурацкая идея! Не дай бог, пожар случится, как ребенка доставать…
И ведь будто напророчила беду! После того как Леокадия, возвестив о надвигающейся смерти, схватила Юлю и еще одну девочку, сидевшую рядом, и бросилась бежать, Андрон вместе с родителями второй крошки кинулся за ясновидящей, а Люся, рыдая, пыталась вытащить Зою из стульчика.
– Получается, муж сам их убил, – говорила Амалия. – Сядь они в глубине кафе, грузовик бы до них не докатил, он аккурат в их места у окна вломился. А еще папаша так девчонку притачал! Ремень запутал, столиком прижал. С одной стороны, это правильно, нехорошо, если младенец с высоты бухнется, с другой – держи Люся Зою на коленях, беды бы не случилось, подхватила бы ее и унеслась. Может, мать несчастье чуяла и поэтому спорила с мужем?