И пошел к двери. Хозяин вечеринки поставил бутылку, взял сигарету из серебряного портсигара и рассмеялся.
— Южная Родезия! Ну, точно, Южная Родезия!
Майкл остановился.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду?
— В том-то и дело. Ты так и не выбрался из своего болота, вот и все.
Майкл ничего не ответил. Лишь молча посмотрел на него, ошеломленный.
— Хочешь кое-что скажу, Майкл? Родос был гомосексуалистом, если ты этого не знал. Сам Родос! Забавно, не так ли? Они должны указать об этом на его памятнике. Я могу это понять, а ты?
Приглашения прекратились. Разумеется, он со всеми виделся, в том числе и со своим потенциальным соблазнителем; Кембридж был слишком маленьким местом, чтобы избежать встреч. Улыбки, взмахи рукой — как будто ничего не случилось, но для Майкла изменилось все. Казалось, привычный мир рухнул, преподаватели, студенты, вся система ценностей цивилизованного, умного общества — все было пронизано низостью духа. И имя ему лицемерие. Эти люди ничем не отличались от сельских пьянчужек и неверных супругов Булавайо.
— Ты покинул своих новых друзей. Что-то не сложилось? Не смог выпить достаточной дозы вина?
— Нет, они сами перестали общаться со мной. Но меня это мало волнует.
— Что ж, хорошо.
— Тебе они не нравятся?
— А кому они нравятся? Как ты думаешь, зачем ты им был нужен?
Майкл взглянул на друга. Если бы он только знал; неужели остальным все было понятно?
— Возможно, они просто ошиблись во мне.
Друг рассмеялся.
— Тоже вариант. Обратились не к тому человеку. Довольно забавно. Могу себе представить их разговор: «В конце концов, он не игрок! Мой дорогой, можешь мне поверить!»
Майкл с удвоенной силой окунулся в учебу, без малейшего отчаяния по поводу своего нынешнего положения в обществе. Наставники его поддерживали и даже намекали, что ему стоит продолжить заниматься научно-исследовательской работой. Задумано много проектов по прикладной математике, и для их воплощения нужны люди; возможно, какой-нибудь из этих проектов его заинтересует.
Соблазн был велик. Прими он это предложение, и ему на три года обеспечена благополучная жизнь в Кембридже в проекте с хорошим финансированием. Он уже почти согласился, но однажды днем, в маленькой деревне за пределами Кембриджа, куда они с друзьями приехали позавтракать в пабе, увидел небо, которое напомнило ему об Африке. Он застыл на месте и уловил тот единственный, будоражащий воспоминания запах — запах пыли, прибитой дождем. На одно мгновение по счастливой случайности на плоскую, спокойную часть Англии попала частичка Африки, в виде воздуха и воды, и его сердце встрепенулось.
Он отказался от гранта на проведение научно-исследовательской работы, что немало удивило его наставников.
— Вряд ли нечто подобное может повториться, — сказал ему один из преподавателей. — Если вы серьезно относитесь к математике, тогда пришло время принять решение.
— Я уже все решил.
— Вы совершаете ошибку. Там для вас нет ничего. И не может быть!
Он прикусил губу. Что мог знать об Африке этот человек с утонченными, академическими манерами? Майкл хотел многое сказать; объяснить, что невозможно отречься от порыва души, но вместо этого пробормотал что-то невнятное о каких-то обязательствах перед своим городом. Наставник, заставив его умолкнуть, выдал еще несколько сентенций, и он понял, что уже вычеркнут из числа кандидатов. Ему предложили пропуск в тот мир, который, по мнению наставника и иже с ним, был самым лучшим, куда все стремились попасть, а он, неблагодарный, его отверг.
Прошло несколько недель, и он получил письмо от директора частной школы для мальчиков, расположенной в окрестностях Булавайо. Директор узнал, что он вот-вот получит высшее образование, и потому решил предложить ему место учителя. Какой позор, что подающие надежды молодые люди практически никогда не возвращаются обратно в страну; сможет ли он доказать, что это вовсе не так?
Принимая предложение, Майкл написал ответное письмо. Опустил его в обычный почтовый ящик, а не в коробку почтальона колледжа, и когда оно проскользнуло внутрь, он тотчас почувствовал, как увеличилась пропасть между ним и Кембриджем. Здесь его теперь ничто не удерживало; было интересно, но не более. Эта холодная, маленькая страна больше ничего не значила для него.
Он расслабился.
— День прошел великолепно, Майкл. Так славно все получилось.
— Благодарю вас. — Он пожал протянутую отцом Энни руку. — Я тоже так считаю. Спасибо.
— Теперь вы — семья. И не меня нужно благодарить.
Он слегка наклонил голову, признавая смущающий комплимент.
— И все-таки я вам благодарен. И знаю, что Энни…
Фермер улыбнулся.
— Детям надлежит дать хорошее напутствие. Что бы там ни было, я уверен: с тобой она будет в безопасности.
— Разумеется.
Майкл украдкой посмотрел на часы. Через тридцать минут отправление поезда, а им еще предстоит найти свой вагон, рассчитаться с носильщиками и уладить все остальное.
— Да. Уже пора. — Он повернулся и подозвал одного из официантов. — Я скажу ему, пусть дадут знать водителю. На дорогу уйдет не больше десяти минут.
Снаружи, на лестнице здания муниципалитета, гости выстроились в линию, приготовившись к их выходу. Многие держали в руках картонные коробки с конфетти, и кое-кто из детей уже начал раскидывать цветные кружочки. Он выглянул и вздрогнул.
— Ты готова?
Энни стояла рядом с ним в платье, которое он помогал ей выбирать в Мейклсе, и шляпе, которую мать купила ей в Солсбери. Она держала его под руку, игриво пощипывая.
— Давай обнимемся, — обратилась она к подошедшей матери.
Он никогда не замечал между ними какого-либо признака привязанности, но теперь они заключили друг друга в объятия. Мать гладила ее по спине, шепча что-то на ухо.
Отец улыбнулся и подмигнул ему заговорщически:
— Мне говорили, что женщина всегда остается со своей матерью. Взгляни на это.
Затем она повернулась к отцу, чтобы обнять его. Майкл заметил слезы в ее глазах и горящие от румянца щеки. Буквально несколько секунд отец мягко прижимал ее к себе, а потом отстранился.
— Вы опоздаете, — сказал он. — В любом случае, помни, примерно через неделю мы навестим вас.
И тут она разрыдалась.
— У вас все будет в порядке? С вами ничего не случится?
Родители засмеялись.
— Ну, конечно же, милая. Глупышка. У нас все было в порядке в течение многих лет. Все годы.
Потом в автомобиле она прильнула к нему, и они поцеловались. Он уловил запах незнакомых ему духов — дорогих, экзотических. Убрал волосы, упавшие ей на глаза, и ослабил свой галстук. Она игриво прикоснулась к его груди.