— Есть у нас такая забота. — Алексей поморщился и вздохнул. — Боремся, конечно, крупную рыбу отлавливаем, как можем, а мелочевка успевает просачиваться сквозь ячейки невода. И до главной рыбы добраться не можем, хоть и подозреваем, — покровители больно высоко сидят, рыбьим царством правят. Да, по правде сказать, и сеточки-то наши слабоваты для такой добычи…
— Значит, никак?
— Пока, выходит, никак… А что ты-то разволновался? Или унюхал своим старым носом чего-то и от меня скрываешь? — Алексей взглянул на Вячеслава с иронией.
— Да я все по старой просьбе… — Грязнов поморщился, услышал скрип калитки и обернулся.
Они сидели за столом в саду, под развесистой старой яблоней, ветви которой представляли собой своеобразный шатер над столом и какую-никакую, а тень давали. Дуся шустро накрывала на стол. Проследив за взглядом Славы, она отошла в сторону и тоже увидела робко входящую во двор Зину. Та наверняка заметила стоящую под деревом в тени белую «Волгу» у Дусиного забора, и теперь озиралась, выглядывая хозяйку. И увидев наконец, призывно замахала рукой. Дуся улыбнулась, подмигнула Славе, а он ответил утвердительным кивком, после чего направилась к воротам.
— Доброе утро, как спалось? — подходя, громко спросила Дуся.
— Тише, — словно испугалась Зина. — У тебя, вижу, гости? Извини, я только один вопрос, можно?
— Конечно. Да чего ты стесняешься? Брат приехал, все свои. Ты про?..
— Ага. Как он, доехал? Ничего не случилось по дороге?
— А с чего должно было случиться? — удивилась Дуся.
— Ну… — Зина помялась. — Сон приснился… Или, может, не сон… Будто душа у него не на месте… Не говорил?
— Не знаю, может, Славе сказал. Да ты сама спроси, чего стесняешься? Идем!
— Нет, нет, что ты?! — испугалась Зина.
— Вот глупая!.. Слава! — крикнула она. — Тут Зина…
— Зови, зови к столу! Зина, иди, не бойся, чужих нет! — Он засмеялся. — Это соседка и подруга Дусина, — сказал он Алексею. — Хорошая женщина. Ты, надеюсь, не станешь возражать?
— Да какой разговор! Зина, идите к нам!.. А потом, мы же, по-моему, знакомы?.. Ну конечно! — будто обрадовался он, увидев женщину. — А вы меня не помните? А ведь даже однажды… давно было… танцевали здесь, забыли?
— Да, — смущенно засмеялась Зина. — Проигрыватель был старый. С пластинками.
— Ну вот, садитесь. — Алексей придвинул ей стул и вернулся на свое место, а Дуся поставила еще одну глубокую тарелку и водрузила на середину стола большой закопченный чан.
Открыла крышку, и все вздохнули с наслаждением, учуяв вкусный запах свежей ухи…
Поздний завтрак, он же ранний обед, проходил в молчании — уха требовала почтения. Лишь звякали рюмки да стучали о края тарелок ложки. Облегченно вздыхали генералы, и хихикали, переглядываясь, женщины. В общем, не скучали. Генеральский водитель не счел необходимым для себя сидеть за общим столом, и Дуся накрыла ему на веранде. И когда, наконец, дошли до осетра, разговор возобновился на той фразе, на которой и закончился перед подачей ухи на стол.
— Так чего скрываешь-то, колись, старый дружище? — с улыбкой сказал Алексей. — Какой свой-то интерес, говоришь, имеешь?
— Да я все по поводу того Антона, соседа Дусиного. Не надоел тебе еще?
— A-а… ты про Калужкина? — немного помрачнел Алексей. — Не забыл я, Вячеслав, твою просьбу. Сказал ребятам, чтоб проверили повнимательней те факты, о которых ты говорил по телефону. Ну, просьба начальника, сам понимаешь… Разобрались-таки довольно быстро. И, скажу тебе, к великому моему сожалению, ничего нового не обнаружили. Кроме твоих слов. Но слова, даже и твои, Слава, при всем моем к тебе уважении, сам знаешь, к делу не пришьешь, поскольку ни один из твоих фактов не нашел подтверждения. А те улики, которыми следствие располагает, так все они указывают против него. Не хочу аппетит портить и перечислять, ты и сам наверняка знаешь. Ни один факт, Слава, — по слогам произнес Алексей. — Увы! Не за что зацепиться. И рад бы… в рай…
— Не может того быть, Алеша, — помотал головой Грязнов. — Они ж их тебе на стол не выкладывали? — Дождавшись отрицательного жеста, он продолжил: — Не будем проводить собственное следствие, но вот тебе первый факт, который мне, человеку непричастному, но… как ты понимаешь, и не от сохи все-таки, представляется серьезным. Давай я скажу, а выводы ты сделаешь сам, ладно?
— Давай, так и быть, — улыбнулся Алексей и похлопал себя по животу, — пока уха уляжется.
— Факт первый. Ты ведь сто лет здесь живешь и местные обычаи прекрасно знаешь, да и обычаи твоих соседей. Убит карачаевец, балкарец, лично мне сейчас все равно, не в конкретной национальности дело. Все улики, а их кот наплакал, такие: поругались из-за пчельника, богатый сосед в самом деле, как я слышал, потравил пчел Калужкина. Случайно, нарочно — нам тоже все равно. Калужкин грозил этому… Дадаеву, да? Ружье показывал. А убит тот предприниматель из автомата, это тоже известно. Представляешь, сыскари даже гильзу от автомата обнаружили где-то во дворе у потенциального убийцы. Я правильно излагаю?
— В общем, правильно, если без нюансов.
— А мы как раз с тобой к ним и подходим, Лешенька, дорогой мой. Ты ведь должен понимать Дадаевых, когда им следствие прямо на убийцу главы семьи показывает? Но тогда позволь, а куда же девалась их вековая кровная месть? Или я чего-то не понимаю? Вы, что ль, ее из Астрахани отменили? Больше того, я опять-таки слышал, что сами Дадаевы очень недовольны арестом Калужкина и о мести ему даже не помышляют. Я оставляю этот факт тебе. И без комментариев. Но с одной просьбой личного характера: подумай над причиной такого мирного поведения Дадаевых. Хотя сами они тебе вряд ли что скажут. А твоим сыскарям — тем более. Но уверяю тебя, что очень скоро вы найдете труп, возможно, хорошо известного вам человека. И, как, возможно, покажет расследование, он окажется недругом Дадаевых. Это — не факт, а моя догадка.
— Слушай, Слава, — недовольным тоном заговорил Алексей, — вот ты все одно и то же: я слышал, кто-то говорил… Кто, назови, и мы его допросим.
— А он, понимаешь ли, друг ты мой хороший, ничего вам не скажет, и именно по той причине, что вы станете его тягать на допросы. А ему или его семье за это — полный кирдык. От никому не известных людей. И чем станешь оправдываться? Кстати, насчет семьи… — Грязнов посмотрел на Зину. — Я могу?
Зина насупилась, подумала и, наконец, кивнула.
— Спасибо. Очень надеюсь, Леша, что ты не станешь вызывать для допроса эту женщину только за то, что она сказала правду?
Алексей неопределенно пожал плечами, а потом с иронией посмотрел на Зину и кивнул, подтверждая, что не будет.
— Очень хорошо. Так вот, вторая улика утверждает, что Калужкин застрелил участкового уполномоченного Грибанова. Поругались они вроде бы, как убеждают опять же слухи. Пуля в его затылке и найденная гильза выпущены из того же АКМ. Далее. Третья улика указывает на то, что Антон застрелил еще и доктора Усатова, и снова из известного уже, но так и не обнаруженного автомата, — все найденные гильзы, кстати, идентичные, об этом вся деревня знает. А вот от кого, остается улыбаться прозорливости сыскарей. За что же его-то застрелил Калужкин? Это ведь там, — Вячеслав кивнул в сторону условной Астрахани, — доподлинно известно. И никаких иных версий нет, как говорится, по определению. Или по понятиям, как угодно. Причина? Тоже «уважительная»: доктор не смог — или не захотел — спасти жизнь дочери Калужкина, сбитой рядом с постом ГАИ неизвестной машиной, а «скорая» пришла, когда помощь была уже не нужна. Она из Замотаевки ехала, так пока то, другое… Что мог сделать доктор, ничего не имея под рукой? А ничего. И Калужкин определенно это знал. Но слышали — я подчеркиваю: слышали! — что он грозил страшной местью нерадивому эскулапу. Это следствие и записало. А через три месяца у сына Калужкина обнаружился гнойный аппендицит. И опять доктор ничего не мог сделать. И этот факт следствие приняло к обвинению Калужкина как важнейшую улику. А между тем вот Зина — помни, ты обещал! — сама слышала и даже видела, как накануне ночью к доктору приходили неизвестные люди и грозили расправиться и с ним, и с его семьей, если он… А вот дальше, за что конкретно грозили, этого Зина не смогла услышать. Но доктор на другой день ходил как потерянный, а тут беда с мальчишкой. Ну, ошибся доктор, не смог поставить точный диагноз, и никто другой тоже не смог бы, а до Замотаевки опять не довезли. Вот доктор после всего этого в тот же вечер до безобразия напился, вышел во двор, тут его и… Это так было, Зина?