Когда Таляль скрылся за дверью, Фавваз взглянул на часы, расстелил на полу молитвенный коврик, опустился на колени и простерся в сторону священной Мекки.
Горяев с Журбиным вернулись в Банар уже около четырех пополудни, измотанные и голодные. Их утешало лишь одно обстоятельство. Вместо десяти тысяч, которые были у Горяева перед отъездом, теперь в его кармане лежало впятеро больше. К счастью, часть выигрыша все же осталась при нем.
Известие о том, что несколько членов банды, недавно нанесшей визит в детдом, отправились в объятия райских гурий, десантники оценили однозначно – туда и дорога! А вот неудача с почти что выигранным автомобилем парней очень расстроила. Эвакуация детского дома откладывалась на неопределенный срок, да и в Лахмалу соваться теперь было крайне рискованно. Не следовало исключать и вероятность того, что в Банар могли снова наведаться бандиты, чтобы свести счеты, отомстить за гибель своих приятелей.
Теперь спецназовцы могли отправляться только в Ракку, стоящую на берегу Евфрата, до которой было не менее двухсот километров. Ракка считалась городом проправительственным, поэтому мятежники особо тщательно контролировали это направление.
Собравшись в беседке, десантники в который раз обсуждали сложившуюся ситуацию. Время шло, необходимо было как можно быстрее вывезти детей из Банара, а вопрос с транспортом так и не сдвинулся с мертвой точки. Парни вновь перебрали все возможные и невозможные варианты и остановились на уже проверенном – ехать на едва живом мотоцикле до Ракки и там попытаться найти какой-нибудь автобус. У них в запасе еще имелось приличное количество денатурата, и был шанс преодолеть эти проклятые двести верст.
Выйдя из беседки, парни увидели уже знакомого старика, который, судя по всему, искал их. Они уже знали, что его зовут Юсуф. Когда-то он был искусным каменотесом. С той поры как началась смута и Банар обезлюдел, его дела пошли плохо. Заказы поступали крайне редко, и старик, как и многие жители городка, жил впроголодь. На сей раз Юсуф зашел предупредить, что возле детдома днем видел какого-то подозрительного человека.
– Не с добром он пришел! – закончил старик свой рассказ.
Горяев поблагодарил его, потом как бы что-то вспомнил и спросил:
– Уважаемый Юсуф, нам сказали, что вы хороший каменотес. Я хотел бы заказать вам – нет, не надгробие, а хорошую гладкую каменную плиту с надписью: «Здесь были замечательные парни!» Спешить не надо, как можете, так и делайте. А это вам предоплата за работу.
Недоумевающий старик взял деньги, вдруг о чем-то догадался и погрозил Петру пальцем.
– Ай, хитрый! Ай, хитрый! – покачав головой, повторял он.
Учитывая полученную информацию, спецназовцы решили, что сегодня всем нужно быть в полной боевой готовности, нести службу не по одному, а по двое. Свободные от дежурства могли поспать, но, не раздеваясь и с оружием в руках.
Таляль вернулся из Банара в пятом часу, когда Фавваз, ожидавший его, нервно мерил шагами диагональ своего кабинета. Йеменец, довольный результатами проделанной работы, предстал перед своим командиром с докладом. Как удалось выяснить Талялю, в детдоме и в самом деле несколько дней назад появились какие-то парни европейской наружности. Кто они и откуда – никто точно не знает. Хотя есть очень обоснованные подозрения, что это русские. Не так давно в детдом заявился Хоттаб Иннымт со своими недоумками. Они решили немножко пошалить с монахинями, которые сменили воспитателей, бросивших работу. Кончилось все тем, что чужаки их сначала разоружили, а потом в честном мужском поединке, голыми руками задали хоттабовцам дикую трепку, кого-то изломали, а кому-то отбили внутренности.
– Серьезные парни, хотя и не без глупости. – Фавваз заложил руки в карманы и прошелся по комнате. – Были бы умные, живыми никого бы не отпустили. Ну что ж, благородство, как и глупость, наказуемо. Позови Аль-Вара и Карима.
Когда пришли его помощники, Фавваз приказал им подобрать людей для предстоящей операции по захвату детдома в Банаре и дал четкие указания, которыми боевики должны были руководствоваться в своих действиях.
Дело в том, что пока Таляль собирал разведданные в Банаре, Фаввазу повторно позвонил мистер Невогли. Благодаря перебежчику, сотруднику государственного управления по опеке, ему стало известно, что среди воспитанниц детдома есть девочка, которая является незаконнорожденной дочерью шейха Аль-Реваза, главы эмирата Тагмир. Девочке уже около десяти лет, но отец ничего не знает о ее существовании. Мистер Невогли прекрасно понимал, какие козыри могут оказаться у него в руках при благоприятном исходе операции. Поэтому он приказал, чтобы Фавваз нашел и передал его людям юную принцессу Тагмира.
– С головы девочки не должен упасть ни один волос! – предупредил американец.
Но эти слова были лишними. Фавваз и сам прекрасно понимал, что с особами королевской крови, даже незаконнорожденными, лучше обходиться деликатнее.
Теперь нападение на детдом должно было выглядеть следующим образом. Группа захвата, состоящая из лучших бойцов в форме правительственной армии, незаметно проникнет на его территорию и аккуратно вырежет чужеземцев. Затем к ним присоединятся остальные, одетые в такую же форму, и, уже не таясь, ворвутся в помещения, где спят дети и монахини. Они найдут принцессу и подадут условный сигнал.
Во двор тут же ворвется еще одно подразделение участников операции в форме и со знаками отличия Сирийской освободительной армии. Они вырвут девочку из рук асадовцев, немедленно вывезут ее на территорию Турции, где передадут сотрудникам одной из международных гуманитарных организаций. Ну а дальше, как и планировалось: бесчинства, насилие, резня!..
Однако все пошло наперекосяк еще перед отправкой первой группы. Спеша к машине, Таляль случайно споткнулся и едва устоял на ногах. Один из сидящих в фургоне боевиков по имени Байрам недовольно проворчал, что теперь можно и не выезжать – удачи не будет. Но Таляль жестко пресек подобное нытье. Ему было плевать на всякие приметы. Он знал, что если сегодня все пойдет по плану, то его ждет веселая ночка да еще пять тысяч долларов в придачу на следующее утро.
Дежурство Сашки Журбина уже подходило к концу, когда он вдруг услышал шорох, раздавшийся где-то за его спиной. В другое время, в мирной обстановке, скорее всего, не обратил бы никакого внимания на подобную ерунду. К тому же несмолкаемое пение цикад, лай собак за высокими кирпичными ограждениями дворов и глинобитными дувалами, да и завывание шакалов, шастающих по окрестным пустырям и зарослям в поисках трупов, могли заглушить и куда более громкий звук. Но Сашкин слух за последние дни обострился до предела. Его острота теперь уже почти не уступала звериной. Журбин уловил подозрительный шорох и мгновенно обернулся.
Несмотря на кромешную темень южной ночи, он сразу же увидел перед собой человека, хищно пригнувшегося, изготовившегося к броску. Противник был явно не слаб, проворен и агрессивен. В левой руке он сжимал рукоять кривого, скорее всего, йеменского кинжала. Даже в полной темноте был виден отблеск на плоскости его зеркально отполированного лезвия. Но длилось все это бесконечно малую, самую крохотную долю секунды.