– Да-да, пожалуйста… – Варфоломеев смутился. – Какая жуткая история… До сих пор не верится, что все увиденное – не кошмарный сон. Надя… Она была такая… живая, вы понимаете меня? Энергичная, молодая, умница, на нее всегда можно было положиться… Если вы согласны, то мы можем встретиться где-нибудь и поговорить. Все, что мне известно о Наде, я расскажу. Еще и жену свою поспрашиваю, она у меня тоже многое знает… Все выясним, с кем встречалась, чем занималась в свободное время, ну все, понимаете?
– Хорошо, мы возьмемся за это дело, только вы поселите нас с Глафирой где-нибудь здесь, в Идолге… Ты как, Глаша?
Она улыбнулась мне, и я поняла, что мы точно останемся в Идолге и не уедем отсюда до тех пор, пока не соберем всю информацию об убитых. А это означало, что нам придется объяснять своим мужьям ситуацию и снова в который раз делать вид, что мы как бы отпрашиваемся у них. Все это, конечно, страшно глупо, но что делать, если мужчинам так необходимо сознание того, что мы являемся чуть ли не их собственностью. Старая как мир игра, в которую мы добровольно играли.
Хотя на самом деле, несмотря на то, что и у Лизы, и у меня хорошие мужья и наши семьи можно назвать счастливыми, поскольку там царила любовь, мы иногда испытывали потребность уединения. Нам просто необходимо было иногда на время отдалиться от семьи, пожить своей какой-то уж совсем частной жизнью, заполненной, однако, работой. Эти желания объединяли нас с Лизой, и мы с головой погружались в очередное дело.
– Вы можете пожить в моем доме! – воскликнул Кузнецов. – У нас одно крыло пустует, там раньше жила моя сестра, но потом вышла замуж и уехала в Москву. Там хорошо, просторно, имеется отдельный вход. А Катя, жена моя, будет вас кормить. Думаю, условия просто идеальные! Не говоря уже о горячей воде и прочих удобствах!
– Мы согласны, да, Глаша?
Я кивнула. Перспектива пожить в деревне, в тишине, отдаваясь исключительно интересной и увлекательной работе, меня очень даже устроила.
Послышался шум моторов, на горизонте появились машины – полицейская, желтая, за ней еще две черные, прокурорские. Самым последним был небольшой серый микроавтобус, скорее всего, с группой экспертов.
– Ну вот и все, Глашенька, – Лиза похлопала меня по плечу. – Работаем.
Я не могу сказать, что завидовала Валентине. Это было какое-то совсем другое чувство. Когда завидуешь, то хочется, чтобы у тебя было все так, как у объекта твоей зависти. А мне совсем не хотелось быть похожей на мою тетю, да и образ жизни ее меня бы не устроил. Она встает с петухами и сразу же впрягается в работу. Утро у нее, пожалуй, самое трудное время. Ведь у нее огромное хозяйство: козы, гуси. Тому, кто никогда не бывал в деревне и не занимался живностью или птицей, не понять, насколько это муторно и ответственно. Ведь всех надо напоить, накормить. Проконтролировать дойку коз, затем целый день квасить молоко, делать брынзу, сыр, потрошить гусей, варить тушенку и паштеты…
Когда смотришь на Валюшу со стороны, то удивляешься тому, насколько все ее движения отработанны, она двигается, словно робот, а руки ее то по локоть в молоке или твороге, то в гусиной крови, то в тесте, то в грибах…
И лишь к вечеру она успокаивается, сначала полежит немного, иногда и поспит, а потом выпьет чашку кофе, выкурит сигаретку, нарядится и пойдет гулять по деревне. К соседке зайдет, Наде, там посидит, поговорит, послушает подружку, да и дальше пойдет. Скукотища! Домой вернется, устроится уютненько перед телевизором, увязнет по уши в своих любимых сериалах, а там уже и спать пора. Взобьет подушечку, укроется теплым одеяльцем и на боковую. Тоска!
Нет, такая жизнь не для меня.
Во-первых, я не понимаю, как вообще можно жить без мужчины. Ладно без мужа, но любовника-то уже давно могла бы себе завести. Валентина у нас женщина красивая, светлые русые волосы, яркие синие глаза с черными ресницами, полная грудь, длинные ноги. Когда она идет по улице, все смотрят на ее грудь и бедра, которые покачиваются из стороны в сторону, но не вульгарно, а наоборот, аккуратненько так, сдержанно, но все равно так, что глаз не отвести. Нет, это я не про себя, конечно. Просто я знаю мнение мужчин, которые видели мою тетю. Ей всего-то тридцать пять. Но выглядит она гораздо моложе. А если бы не пахала как лошадь, так и вовсе сошла бы за двадцатипятилетнюю.
Да, я не завидовала ей, но как тогда объяснить чувство, когда начинаешь сравнивать свою жизнь с жизнью Валентины и понимаешь, что по большей части хотела бы все равно оказаться на ее месте? В городе у меня есть маленькая квартирка, доставшаяся мне по наследству от моей матери, родной сестры Валентины. Мою мать звали Клара. Она была антиподом Валентины: невысокая брюнетка с плоской грудью и кривоватыми ногами. Возможно, моя бабушка родила ее от соседа-татарина, Рената. Но свечку никто не держал…
Так вот, я ненавидела свою квартиру. В ней всегда было холодно, неуютно, не прибрано и пахло тиной, болотцем. Разве что лягушки не квакали. А летом все стены и потолки казались серыми от огромного количества комаров. В жилищной конторе знали об утечке канализационных вод в подвал, однако ничего не предпринимали, словно ждали, что наш дом вот-вот рухнет…
Дом Валентины же после моей квартиры казался мне просто образцом порядка, чистоты и уюта.
Дом большой, с множеством комнат и солнечным застекленным чердаком, где тоже можно было спать, жить. Правда, Валентина хранила там старые вещи, матрацы, одеяла.
К примеру, поздней осенью, когда в городе еще не начали топить, в доме Валентины было тепло и даже жарко от новенького мощного котла и батарей.
А еще, находясь у Валентины, невозможно было остаться голодной. Холодильник ее был всегда заполнен вкусной едой, на плите тоже постоянно что-то варилось, булькало.
Ванная комната была вообще гордостью Валентины и нисколько не уступала городским.
Но главное, что мне нравилось, когда я приезжала к тетке, это ощущение полной защищенности. Ни дождь, ни буран, снегопад или метель, ничто не могло навредить дому. Наоборот, в жуткую непогоду, когда вся земля, казалось, стонала под порывами ветра и сотрясалась от грома, находиться в доме Валентины было особенно приятно.
Зависть. Нет, не то. Не могу подобрать слова, чтобы объяснить свои чувства к ней. Понимаете, у нас с ней как-то сразу распределились роли: я была отрицательным персонажем, Валентина – положительным. Если верить Валентине, то во мне сконцентрировалось все плохое и даже отвратительное, что вообще может иметь отношение к женщине. Делать ничего толком не умею, неразборчива в связях, транжира, грязнуля и вообще глупая. Удивительно, что при всех моих недостатках моя тетя любит меня и помогает. Вернее, помогала. Все никак не привыкну, что ее больше нет.
Ее холодильник, тот, что в сенях, до сих пор набит баночками с гусиным паштетом. И мне не верится, что все эти паштеты, и козы, и дом, и деньги, и все-все, что раньше принадлежало Валентине и что было заработано ею, теперь мое.