Но ходить мама больше не могла, да и обслуживать себя тоже, и мне приходилось работать еще и ночной няней в круглосуточном детсаду, потому что моей учительской зарплаты едва хватало на лекарства, массажи и еду. А ведь есть еще коммунальные платежи, есть какие-то непредвиденные расходы, да и я сама еще была совсем девчонкой, и мне хотелось нарядиться и хорошо выглядеть перед учениками. Поэтому приходилось подрабатывать там и сям, чтобы хоть чуть-чуть сводить концы с концами. Кроме детсада, я брала двух-трех оболтусов и подтягивала их по биологии, или помогала абитуриентам готовиться в вузы, где профильным предметом была именно биология. Так продолжалось вплоть до того дня, когда я совершенно случайно встретилась с Гелькой Разумовской.
Ангелина налетела на меня в супермаркете, куда я обычно заходить стеснялась — со своим тощим кошельком я могла позволить себе только пачку жвачки. Но мама в очередной раз лежала в стационаре, ей нужно было хорошо питаться, и я зашла в этот музей купить индюшатины. В тот момент, когда моя рука растерянно блуждала над холодильником в поисках упаковки поменьше, меня кто-то взял за локоть. Я вздрогнула и разогнулась — рядом стояла невысокая полная женщина, лицо которой отдаленно напоминало мне кого-то.
— Люся? — заговорила она низким голосом, и я тут же вспомнила — Гелька!
Гелька Разумовская, моя соседка по парте с первого по пятый класс! Гелька, с которой мы делили эту самую парту не на жизнь, а на смерть, проводя каждый день карандашом черту ровно по центру — и не дай бог никому переместить локоть, обтянутый коричневым рукавом школьного платья, за эту межу! Гелька, после ухода которой у меня так и не было настоящей подружки вплоть до восьмого класса, когда сошлась с Натальей Куликовой… Но как же она изменилась, надо же! Располнела, разъехалась вширь… Волосы выкрасила в ярко-свекольный цвет, и они висят по плечам и спине, как веревки. На ней был красивый белый костюм со свободной длинной юбкой, немного скрадывающей полноту, босоножки на чудовищно высокой танкетке, а в волосы надо лбом небрежно воткнуты темные очки с надписью на стекле «Versace».
— Геля… Надо же — столько лет, и ты меня узнала! — выдохнула я, и Гелька рассмеялась своим низким голосом:
— Ну, это немудрено, Люсек, — ты все такая же крыска в очочках, и щуришься так же, как раньше — как будто сыр унюхала.
Это меня укололо — я начала понемногу забывать свою школьную кличку «Люсинда-крысинда». Зрение с возрастом стало только ухудшаться, носить контактные линзы я так и не научилась, а потому очки стали моим фирменным аксессуаром. Правда, я старалась выбирать максимально дорогую оправу, насколько это позволял размер моего кошелька, но все равно ничего приличного купить себе не могла. И Гелька, уже в детстве не отличавшаяся тактичностью, даже не посчитала нужным скрыть то, как именно я выгляжу в ее глазах.
— Ты зато изменилась, прямо не узнать, — буркнула я, и Гелька горделиво улыбнулась:
— Ну так! Сейчас столько возможностей — только успевай поворачиваться.
— А где ты работаешь?
— Я? Работаю? — приподняла выщипанные брови бывшая подруга. — Бог с тобой, Люся! Если есть голова на плечах, можно самой ничего не делать — всегда найдется кто-то, кто за деньги выполнит все, что тебе нужно. Я удачно вышла замуж, муж мой… хорошо упакованный товарищ, скажем так. Фирма у него строительная — занимается ремонтами, работает в основном на госзаказе. А чтобы мне не было скучно, подарил большой магазин женской одежды, так что вот там я типа и работаю. А ты чем занимаешься?
— Биологию преподаю, — пролепетала я, впервые в жизни испытав чувство неловкости за свои китайские спортивные брюки и дешевую футболку.
— А-а, шкрабы, значит, — протянула Гелька с еле заметной издевкой. — И что — никаких попыток как-то изменить свое положение?
— А чем тебе мое-то не нравится? — разозлилась я. — Зато не ворую, на свои живу!
— Ну, это понятно. Пролетарская гордость, — съязвила Гелька. — То-то и смотрю, пакет с мясом самый микроскопический выудила, как только рассмотрела-то — с твоим зрением! Ладно, не дуйся, я ж не в обиду, чего ты! — Она схватила меня за руку, так как я отвернулась и пошла к кассе. — Стой, Люсек, ну, что ты, в самом деле! Я так рада тебя видеть!
— Заметила я твою радость, — попробовала освободиться я, но безуспешно, Гелька держала крепко.
— Я серьезно говорю — извини, брякнула, не подумав. Идем, посидим в кафешке за углом.
— Как видишь, я не могу себе позволить! Мне еще в больницу надо к маме.
— О, а что с ней? — с живым интересом откликнулась Ангелина, и меня вдруг прорвало.
Очень трудно носить в себе все, а поделиться не с кем, и Гелька с ее вопросом пришлась очень кстати. Мы оказались-таки в кафе, хотя на меня покосился сперва охранник у входа, а затем и официантка в длинном черном фартуке поверх вишневого форменного костюма. Гелька заказала кофе и какой-то десерт, названия которого я прежде не слышала и даже не запомнила.
— Ну, давай, вываливай, — велела она, достав из сумочки узкую пачку сигарет и зажигалку.
Я говорила около часа, наверное. Гелька не перебивала, только машинально тянулась к пачке и брала очередную сигарету. В тусклом свете круглого светильничка, стоящего на столе, при этом маленькими звездочками вспыхивали камни в ее кольцах, и лучики от них разбегались по скатерти. Я же просто не могла остановиться, рассказывала про папашино бегство и возвращение, про мамину болезнь, про обнаглевших медсестер в отделении, где она лежала, про то, как мне приходится после школы бежать по ученикам, а потом, навестив маму, снова бежать — но уже в детсад на всю ночь. При подобном режиме дня я на самом деле ощущала себя загнанной в большое колесо крысой, которая мечется в бессильном ужасе и никак не найдет возможности выбраться оттуда.
— М-да… — протянула Гелька, когда я, наконец, закончила и перевела дыхание, уставившись на лежащую передо мной кофейную ложечку. — А кофеек-то остыл у нас…
Она небрежно махнула рукой, и тут же рядом с нашим столиком возникла девочка-официантка. Ангелина барским тоном велела заменить напиток и сразу потеряла всякий интерес к происходящему, сосредоточив свое внимание на мне.
— Ты мне скажи, Люсек, — так и собираешься угробляться?
— В смысле?
— Да в прямом — так и будешь тащить на себе это все, даже не пытаясь как-то улучшить свое положение?
Я подняла на приятельницу глаза, вмиг наполнившиеся слезами:
— Геля… а нет выхода у меня… Я же не брошу маму…
— Я не предлагаю тебе бросать маму, ты, бестолочь! — разозлилась почему-то она, подавшись ко мне через стол так резко, что я невольно отпрянула. — Я хочу просто помочь тебе.
— Как?! — выкрикнула я истерично и вскочила. — Как ты можешь мне помочь?! Достанешь волшебную палочку, взмахнешь ею — и мама снова встанет на ноги?! Или превратишь меня в преуспевающую бизнес-леди, а мою халупу в «хрущобе» — в десятикомнатный дворец?!