— Моя жена не будет крутиться полуголой в руках постороннего мужика! — сказал, как отрезал, попутно разодрав в лоскуты эксклюзивное платье для «латины», расшитое кристаллами Сваровски.
Вот так — из успешной танцовщицы с международным классом я превратилась в заложницу армянского карточного шулера, в украшение дома, в птицу в клетке, которую кормят отборным зерном, но при этом моментально накидывают на клетку покрывало, едва в комнату входит посторонний. Даже к единственной подруге мне невозможно было поехать, остался только Интернет, в котором особенно не пообщаешься и не пооткровенничаешь — я опасалась, что Костины охранники могут вскрыть почтовый ящик или аську.
И все же я сумела вырваться, сумела сбежать, предварительно успев сделать мужу прощальный подарок — книгу о его похождениях, в которой подробно и в черных оттенках расписала все, что смогла узнать о нем и его подельниках. А что еще оставалось, когда муж в московском кафе застрелил человека, попытавшегося протянуть мне руку, избавить от ставшего опасным Кости? Что еще я могла сделать — одна, в чужой стране, без денег и паспорта? Только это — отомстить словом. Отомстила. Но кому в итоге? Только себе, потому что теперь вынуждена скрываться и принимать помощь Алекса, бывшего мужа моей Марго, зависимость от которого казалась мне еще более опасной. Вот так одна ошибка в жизни тянет за собой целую цепь неприятностей, а ты сидишь, брякаешь звеньями и напряженно мечтаешь о том, что рано или поздно какое-то из них перетрется, и тогда ты окажешься свободна — хотя бы на короткий срок.
Я перемалывала все это в голове даже сейчас, во время турнира, следя с завистью за танцующими парами. Есть мысли, которые не покидают нас даже в минуты счастья…
— Девушка, — вдруг раздался справа тихий голос, и я вздрогнула, — простите, что отвлекаю, но мне кажется, что вы разбираетесь в этом…
— В чем? — недовольно спросила я, чувствуя себя вырванной из любимого мирка.
— В танцах.
— Если вы не разбираетесь, то зачем пришли? — ответ прозвучал не совсем вежливо, да что там — откровенно по-хамски, и мне стало неловко. — Извините, я просто…
— Ничего, — улыбнулся мой сосед, — я понимаю — вы так увлеченно следите за происходящим, а тут я… это вы меня извините.
Чувство неловкости усилилось — собственно, ничего крамольного человек не сделал, он же не мог знать, о чем я сейчас думаю.
— Не страшно. Если хотите, я могу ответить на вопросы.
— Было бы кстати, — оживился он, — я, знаете ли, журналист, мне статью заказали о турнире, а я совершенный профан в танцах.
— Зачем же согласились? — улыбнулась я, исподтишка рассматривая собеседника.
Внешность его моим вкусам вполне соответствовала, я даже удивилась, что все еще способна думать с интересом о представителях противоположного пола — мне почему-то казалось, что муж начисто отбил у меня всякую охоту к знакомствам и разговорам. Явно высокий, с развитой мускулатурой — тонкий серый свитер с полосками натянулся на широкой груди и обтянул довольно приличные бицепсы. Светлые волосы коротко стрижены, а глаза — зеленые. Я давно не встречала мужчин с таким пронзительным цветом глаз. И смотрел он заинтересованно, но не с тем оценивающим выражением, с которым обычно мужчины рассматривают женщин, если хотят предложить выпить кофе, например.
— Меня Сергеем зовут.
— Мэри.
— Мэри? — удивился он.
— Да, а что тут странного?
Собственно, это для меня ничего странного не было в этом имени — я уже давно перестала откликаться на Марию, свыкнувшись с тем, как меня называл Алекс.
— Ничего, — пожал плечами Сергей, — просто не приходилось сталкиваться. Считал, что оно нерусское.
— Нерусское и есть, — улыбнулась я. — И фамилия у меня тоже не русская. Кавалерьянц.
— А на армянку вы не похожи.
— Ну, что делать, — неопределенно отозвалась я, не желая углубляться в пересказ автобиографии.
— Да, бывает. А я вот чистокровный русак, если так можно сказать. Новиковы мы, — комично пригорюнился мой собеседник, и я невольно фыркнула:
— А горюете так, словно хотите быть Новикяном.
Теперь прыснул в кулак Сергей:
— А что? По-моему, прекрасный вышел бы псевдоним — Серго Новикян.
Мы рассмеялись, и только сейчас я заметила, что на паркете давно никого нет — объявили перерыв между отделениями.
— Мы увлеклись знакомством и прозевали квикстеп, — сообщила я, — но если вы не уходите, то есть шанс наверстать в финалах.
— Совершенно никуда не тороплюсь — мне же нужно выполнить работу, а я так пока ничего и не узнал. Может, пока в буфете время скоротаем? Вы курите? — спросил Сергей, вставая.
— Курю.
— Тогда — идем?
Он протянул руку, помогая мне пробраться по узкому проходу между кресел и сойти с трибуны. Даже на огромных каблуках я оказалась ему по плечо и почему-то вдруг почувствовала, что хотела бы опираться на эту руку хотя бы какое-то время — настолько она показалась мне надежной. Может, это от моего постоянного одиночества?
Алекс
Он сидел на самом верху, там, где потемнее, и напряженно вглядывался в противоположную трибуну, на которой сидела Мэри. Даже издалека ее огненно-рыжая голова привлекала внимание — ну как эта дурочка не поймет, что с такими волосами она — самая заметная в любой толпе? Просто удивительно, как эти гориллы, что прилетели из Испании, до сих пор ее нигде не выловили. Хорошо, что Москва большая… Сам он нашел ее легко — постоянство привычек погубило не одного человека, и это всегда нужно учитывать, находясь в бегах, как Мэри. Она останавливалась в этой гостинице каждый свой приезд в Москву, еще будучи танцовщицей — эту информацию Алекс с легкостью добыл у Марго, та, кажется, даже не заметила. Узнать, есть ли такая постоялица, тоже не составило труда, и он снял номер по соседству, чтобы иметь возможность слышать все, что происходит у Мэри за стенкой. Гостиница была не из дорогих, и привыкший к комфорту Призрак не испытывал положительных эмоций, но выбора сейчас не было — за Мэри необходимо присматривать, чтобы не натворила глупостей, а уж на это она большая мастерица.
Сегодня ее понесло в Крылатское — не нашла места для прогулок ближе! Погода совершенно не располагала к таким поездкам, да и расстояние оказалось весьма приличное, пришлось трястись в метро, а потом еще и ловить частника, попросив его следовать за машиной, которую несколькими минутами раньше остановила Мэри. Мелкий не то снег, не то дождь бился в стекло, беспрестанно ерзали «дворники», вызывая мельканием головную боль, Алекс злился и отчаянно хотел курить. Когда Мэри выпорхнула из машины и понеслась под моросящей с неба мерзостью к Дворцу спорта, он сфокусировал взгляд на большой афише, украшавшей фасад, и все понял. Первенство России по бальным танцам, ну еще бы! Ностальгия замучила…
Спрятавшись под козырек крыши, Алекс закурил и почувствовал, как ему становится чуть лучше. Теперь осталось не потерять Мэри в огромном здании — и все. Он еще не знал, как поступит, обозначит ли свое присутствие, покажется ли на глаза или так и будет ходить за ней тенью, нагоняя почти мистический ужас звонками и эсэмэсками. Последнее, конечно, лично ему нравилось больше — слушать и наблюдать, как бесится от бессилия Мэри, было не то чтобы приятно, но приносило все же некое удовольствие. Он успел неплохо понять ее натуру — взбалмошную, вздорную и себялюбивую. Мэри не выносила контроля, давления или приказного тона в голосе, но при этом в какие-то моменты умела быть мягкой и какой-то по-детски трогательной. Хотя тщательно скрывала это умение от всех, а от него — особенно. Алекс прекрасно знал, что нравится ей, и никак не мог понять, что же останавливает Мэри от последнего шага — ведь он столько раз предлагал ей это и намеками, и открытым текстом.