— Ну, так что же с фотографией? — напомнила Синтия.
Ратлидж силился вспомнить. Фотография… Ах да, он ведь так и не показал ей медальон!
— Сядьте, — велел он. — Я хочу, чтобы вы кое на что взглянули.
— Вы мне не ответили. У вас ведь есть еще одна моя фотография, так? Когда вы ее сняли? Зачем?
Ратлидж достал медальон и протянул ей.
Но Синтия не прикоснулась к нему, и вид у нее сделался испуганный, как будто она боялась, что медальон ее укусит.
— Где вы его нашли? — прошептала она, быстро садясь, как будто ноги отказались ее держать. — Боже мой, вы показали его Уайату? Ничего удивительного, что он так расстроился!
— Вы узнаете медальон? — спросил Ратлидж.
— Конечно, узнаю. Он принадлежал тете Элизабет… По-моему, она вообще никогда его не снимала. Где вы его нашли?! — снова спросила она. Губы ее задрожали, и она спросила: — Вы… нашли ее?!
— Нет. Зато, судя по всему, ее нашел кто-то другой. Медальон был на Бене Уиллете, когда его выловили из реки. Его передал мне инспектор Адамс из Грейвсенда.
Ему показалось, что Синтия вот-вот упадет в обморок. Кровь отхлынула у нее от лица, и она откинулась на спинку стула.
— Нет… Нет… Бен ни за что бы такого не сделал… Ведь он принимал участие в ее поисках!
— Возможно, как раз во время поисков он и нашел медальон. Ведь он золотой; вещь довольно ценная.
— Но ведь он оставил его у себя… то есть, конечно, если он действительно нашел его… Он не вернул медальон родственникам и не продал его.
«Да какое это теперь имеет значение?» — спросил Хэмиш.
— Он нашел ему другое применение. — Ратлидж осторожно расстегнул застежку. — Вот что находилось внутри.
Синтия нехотя наклонилась вперед, как будто побаивалась того, что могла увидеть.
— Ах… — Она отпрянула. — Моя фотография! Я думала… она говорила, что внутри ее свадебные снимки.
— По словам Нэнси Бразерс, так оно и было. Она очень удивилась, когда увидела, что их заменили.
— Так вот что Уайат увидел вчера, до того, как приехал сюда? И он считает, что я подарила вам эту фотографию? Неужели вы настолько бессердечны, что не стали его разубеждать?
— Я не успел. Да он вряд ли стал бы меня слушать. Сообщил, что я вам не пара, и убежал из клиники. Мы потратили много времени на его поиски в парке, и он успел меня опередить. С огромным трудом я все же догнал его. А потом он снова ускользнул. Я боялся, что он приедет сюда.
— Что же с ним случилось? Он все толковал про какую-то аварию… Он был весь в крови, одна рука в ссадинах, и… я, конечно, точно не помню, но, по-моему, он хромал. Вы… вы с ним, случайно, не подрались? Я думала, может быть, из-за этого он такой злой.
Ратлидж рассказал ей об угнанном мотоцикле и о том, что Рассел отказался лечиться в больнице Святой Анны.
— Наверное, мне радоваться надо, что он всего лишь дал мне пощечину. Я так испугалась! Откуда мне было знать, с чего он вдруг так завелся?
— Он всегда такой вспыльчивый?
— В том-то и дело, что нет. Раньше я никогда не видела его в такой ярости. По крайней мере, до войны. Потом-то мы с ним почти не общались. Он не радовался, когда его навещали в клинике.
— Похоже, он до сих пор в вас влюблен.
— Тогда он странно выказывает свою любовь, — едко возразила Синтия, и Ратлидж понял, что она мало-помалу успокаивается. — И потом, судя по всему, он мог вообразить, будто я убила его мать.
Ратлидж собирался уйти как можно скорее и отправиться на поиски майора Рассела, но Синтии Фаррадей по-прежнему было плохо. Он спустился в кухню и заварил ей чаю, потом вместе с ней дождался, когда служанка Мэри и кухарка вернутся с похорон.
Он увидел тревогу в ее глазах, когда она услышала, что кто-то входит в дом черным ходом. Но, узнав шаги Мэри, Синтия успокоилась.
Едва Мэри вошла в гостиную, мисс Фаррадей сказала:
— Ах, Мэри… Мистер Ратлидж как раз уходит. — И, повернувшись к Ратлиджу, холодно добавила: — Большое спасибо за то, что пришли мне на помощь.
Потом, когда Ратлидж уже собрался выходить следом за Мэри, она быстро добавила:
— Пожалуйста, постарайтесь найти Уайата!
— У меня нет другого выхода, — ответил Ратлидж.
— И… держите меня в курсе, ладно? Мне бы очень хотелось побольше узнать о медальоне.
Выходя, он подумал: она злится на него за то, что он стал свидетелем ее слабости. Опасность миновала, она больше не одна, и к ней вернулась ее всегдашняя уверенность, что она и не преминула ему продемонстрировать.
По пути в Скотленд-Ярд он вспоминал, о чем они с Синтией Фаррадей говорили чуть раньше. Она не хотела оставаться одна, поэтому спустилась в кухню вместе с ним, где принялась заваривать чай. Сидя в опрятной кухне, Ратлидж попросил, желая отвлечь ее от мрачных мыслей:
— Расскажите о том, как вы поселились в усадьбе «Берег».
Синтия поморщилась.
— Мне предложили выбирать: «Берег» или школа-интернат для девочек. Как я ни была тогда мала, сказала адвокатам, что убегу, если меня пошлют в школу. Будущее казалось мне невыносимым. Больше всего на свете мне хотелось остаться дома. А они написали Элизабет Рассел и предложили ей стать моей опекуншей. Она сразу согласилась и даже сама приехала за мной, что было очень мило с ее стороны. С Уайатом я познакомилась, только когда приехала в их дом. Он был на несколько месяцев старше меня, но мы неплохо ладили до тех пор, пока мне не исполнилось семнадцать и он не решил, что по уши влюблен в меня. Я велела ему не валять дурака.
— И он вас послушал?
— Тогда мне казалось, что да. Но когда он вернулся из Кембриджа, сообщил: хотя он больше ни словом об этом не заикнется, я должна понять, что его чувства ко мне не изменились. Вы и понятия не имеете, как его слова смутили мой уютный и безопасный мир. Когда я пошла к тете Элизабет и спросила ее, что делать, она сказала, что я еще слишком молода, чтобы думать о любви, и надеется, что я не выйду замуж до двадцати лет. Я испытала такое облегчение! С другой стороны, ей было приятно, что Уайат ко мне неравнодушен, и, как я вам уже сказала однажды, я не знала, как истолковать ее отношение. Когда она пропала, мне не хотелось жить без нее под одной крышей с Уайатом. А другим я говорила, что тоскую по лондонским развлечениям. Мне удалось убедить адвокатов открыть для меня родительский особняк. Я упростила жизнь для всех нас.
— И вы никаких чувств к нему не испытывали? — спросил Ратлидж.
— Ну, конечно, испытывала — дружеские и родственные, мы ведь кузены. Однако влюблена в него я не была. Да, он был красив, он не был учителем танцев, и с ним бывало весело. Мне хотелось, чтобы все оставалось по-прежнему, так, как раньше.
Ратлидж невольно улыбнулся, услышав ее слова об учителе танцев.