Правда, ремонт Фима делать не стала, мебель она тоже не привезла, зато гулять принялась без оглядки на окружающих. Мила потеряла сон. И в два, и в три, и в пять утра соседи орали песни, потом раздавались крики. Но врожденная интеллигентность не позволила загнать Фиму в угол. Мила вручила ей двадцать рублей и захлопнула дверь.
Естественно, долг соседка не вернула. Через пару недель пришла снова и, забыв, что уже один раз поведала свою семейную историю, сообщила новую версию. Теперь оказалось, что доченька Анжелика повесилась в лесу, не вынесла издевательств одноклассников.
Девочка была инвалидом, ездила в коляске. Фима не снесла горя, продала избу с участком и запила…
Так они и жили. Правда, часто Фима к Миле не приходила, заявлялась раз в месяц, выдавала очередную порцию душещипательных рассказов и брала подаяние. Мила протягивала Серафиме червонец и считала, что откупилась от пьяницы. Вскоре она подметила некоторую цикличность событий. В середине месяца шум за стеной утихал. Потом два-три дня стояла могильная тишина. Затем Фима являлась к Миле и шептала:
— Дай чуток, в долг, пенсию получу и отдам. Жизнь моя горькая, вот послушай, что расскажу…
Получив целковые, Фима испарялась, а через сутки за стеной снова начинался шум, гам, крик, вопли.
В это же время к Серафиме всегда приезжала женщина, трезвая, бедно, но чисто одетая. Долго она не задерживалась, входила в квартиру и быстро покидала ее.
— Сестра моя, — пояснила один раз Фима, когда Мила, выйдя на лестничную клетку с помойным ведром, наткнулась на женщин, стоявших перед лифтом, — навестить приезжает, в деревне живет, ухаживает за могилкой моей Анжелики. Эх, ты только послушай! Стояла моя доченька на шоссе, красавица, умница, отличница, в белом платье, на голове полевые цветочки. Вдруг откуда ни возьмись — машина! Сшибла она мою кровинушку насмерть…
На глазах Фимы заблестели слезы, но Миле было недосуг выслушивать очередные бредни.
— Ведро пахнет, — сказала она и пошла к мусоропроводу.
Мила стала вытряхивать помойку и услышала звонкий голос сестры Фимы:
— Ваще сдурела, идиотка! Болтаешь невесть чего!
Договоришься, что он узнает! Ступай домой, кретинка.
Хлопнула дверь. Мила взяла пустое ведро, вернулась в холл и увидела родственницу Фимы.
— Уж извините, — сказала та, — небось вы поняли давно, что моя сестра алкоголичка.
Мила кивнула:
— Это сразу видно.
Сестра Фимы вздохнула:
— Горе горькое. Никакой девочки Анжелики не было, уж и не знаю, с чего она ее придумала!
— Пьяницам часто нужен повод, чтобы приложиться к бутылке, — пожала плечами Мила.
— Мальчишки-то у нее есть, — говорила женщина, — она их без счета нарожала. Старшие от мамки сами ушли, а тех, что помоложе, государство отняло.
Лишили Фиму родительских прав.
— Может, оно и правильно, — кивнула Мила, — таким детям, как это ни ужасно звучит, лучше в интернате.
— Да уж, — покачала головой собеседница, — мы раньше вместе жили, только мой муж не вытерпел, ему от родственников эта квартира досталась, ну он Фиму и отселил. Конечно, могли сдать комнаты, только с Серафимой рядом не просуществовать, теперь я наезжаю каждый месяц, проверяю, что и как. Вот докука, послал господь сестру.
— Вам не позавидуешь, — посочувствовала Мила и ушла.
С тех пор она еще пару раз сталкивалась с Фиминой сестрой, но больше с ней не беседовала. К соседке ходил еще один постоянный гость. Мужчина неопределенных лет, приезжал он на машине и нагло парковал ее прямо у подъезда. Личность незнакомца Мила установила случайно. Прибежала с работы и обозлилась: прямо перед ступеньками, ведущими в башню, стоит иномарка, в подъезд можно протиснуться только боком между грязным автомобилем и железным ограждением.
Мила попыталась просочиться в щель и порвала чулок. Полная здорового негодования, она в сердцах воскликнула:
— Ну какой урод так ставит тачки!
Сидевшие на лавочке невдалеке старушки мигом выдали ей полную информацию. Колеса принадлежали Леониду Варькину, сыну пьяницы Фимы. Парень прикатывает к матери, как поезд, по расписанию. Каждый месяц заявляется, долго не сидит, проведет в квартире минут десять и убегает.
— Небось поджидает, пока мамашка окочурится, а ему комнаты достанутся, — предположила одна бабка.
— Не, любит, наверное, мать, — отозвалась вторая.
— За что такую обожать? — влезла третья. — Просто он порядочный. Одет хорошо, одеколоном пахнет, сколько ему лет, не понять, усы, борода, волосы такие кучерявые лоб закры??ают. Приезжает матери денег дать, она ж тунеядка.
Не дослушав старух, Мила вошла в лифт, поднялась наверх, увидела мужчину на лестничной клетке и сердито выговорила ему, даже не постеснялась показать «дорожку» на колготках.
Незнакомец мило улыбнулся и слегка надтреснутым, сиплым голосом произнес:
— Простите, я не прав. Разрешите компенсирую урон? Двести рублей хватит?
Мила неожиданно почувствовала к Леониду расположение.
— Я вполне способна самостоятельно приобрести себе новые, — мирно сказала она, — просто не ставьте больше впритык к подъезду машину, ладно?
В глубоком разочаровании я стала ловить бомбиста, но машины одна за другой проносились мимо. Никто не желал подвезти меня. Может, шоферов смущала моя щуплая фигура, а также тинейджеровские джинсы и маечка с нарисованным Микки Маусом? Издали я выгляжу школьницей, домчишь такую до места, а она заявит:
— Дяденька, денег нету, простите!