— Почему?
— Желудок заболит.
— Нет.
— Катюша, открой.
— С какой стати?
— У тебя все в порядке?
— Да.
— Давай прогуляемся по саду.
— Не желаю.
— Нельзя без свежего воздуха.
— Терпеть его не могу.
— Хочешь, в кино съездим?
— Нет.
— Новый фильм вышел, классный.
— Отвяжись.
Я потопталась в коридоре.
— А у нас гостья.
— Мне плевать.
— Хорошая девушка, Марина.
Внезапно дверь распахнулась, на пороге возникла Катя.
— Ты обещала, — рявкнула она, — что меня никто не станет беспокоить.
— Да.., но…
— Что?!
— Поесть надо…
— Я ем лишь тогда, когда захочу! Не лезьте ко мне!
Дверь с треском захлопнулась. Я побрела к себе.
Катино поведение просто ужасно, но лично я могу это объяснить. Девочка пережила большой стресс и сейчас совершенно неадекватна. Одно плохо, если она таким образом нагавкает на Зайку или Маню, последствия могут стать необратимыми. Наши девушки не станут терпеть хамства. Вот Кеша, например, просто отойдет от двери и более никогда не заговорит с Катей, а Ольга и Машка сломают створку и наподдают нахальной гостье как следует. Впрочем, конечно, я слегка преувеличила размер негодования девиц, дом крушить они не станут, но категорически заявят: либо мы, либо Катя! И никакие мои рассказы о бедной сироте их не разжалобят. Ольга и Машка еще очень юные, они пока не успели выработать в себе лояльность по отношению к тем, у кого в силу негативных переживаний срывает крышу. Значит, остается одно: не надо трогать Катю, пусть живет как хочет. Проголодается, выйдет. В доме, где четыре холодильника до отказа забиты едой, скончаться от голода невозможно. Наверное, через пару недель Катя одумается, извинится передо мной, и все наладится.
Я вошла к себе в спальню и тут же услышала трель телефона.
— Дарья Ивановна Васильева? — послышался официально-вежливый голос.
— Да.
— Извините за звонок в неурочный час, но мы сегодня безуспешно пытались весь день с вами связаться.
— Слушаю.
— Беспокоят из кооператива «Нива», главный бухгалтер. Забирая Катю, вы оставили в конторе номера своих телефонов на всякий случай.
У меня по спине побежали мурашки.
— Что случилось? Пожар? Дом сгорел?
— Упаси бог! С чего вам это в голову взбрело! — воскликнула бухгалтер. — Надо за электричество заплатить! И коммунальные услуги! Если не трудно, заезжайте завтра с утра!
— Конечно, извините.
— Ну вы-то тут при чем, — вздохнула тетка. — Адашева умерла и не успела платежи внести. Когда приедете, Шестакову Нину спросите, это я. Долго вас не задержу.
Шестакова оказалась приятной дамой лет пятидесяти.
— Вот беда-то, — причитала она, выписывая квитанцию, — теперь намаетесь, пока все бумажки оформите. Вон на Вишневой улице тоже несчастье случилось, родители погибли, а мальчик остался. Бабушка его к себе забрала. Так она прямо заболела, по инстанциям бегая.
У нас ведь как: родила ребенка и бросила в больнице. Долго не мучилась, отказную бумажку подписала — и в путь, для шалав все условия созданы. А если вы ребеночка под опеку взять решили, даже близкого родственника, уж тут вас по полной программе поимеют, поиздеваются от души, заставят сто четыре справки собрать. Не дай бог, когда у сироты, как у Кати, и дом есть, и деньги, теперь все языками замелют, гадостей наговорят! Вмиг вас в корысти обвинят! Дескать, потому они девчонку приняли, что на имущество рот разинули. Ой, жалко мне вас! Я бы таких мигом отбрила:
«А чего сами сироту не приголубили? Вам бы тугрики достались, ан нет. Никому возиться неохота! Только б чужие деньги считать!»
Я молча слушала стрекотание Нины, вставить хоть словечко в ее болтовню не представлялось возможным.
Шестакова трещала, как обезумевшая сорока. Наконец она перевела дух и воскликнула:
— Показания счетчика давайте.
— У меня их нет, — растерялась я.
— Как же электричество рассчитать?
— Сейчас съезжу в дом и запишу цифры.
— Ага, — кивнула Нина, — давайте.
— Уже бегу.
— Да не торопитесь, — милостиво разрешила Нина, — я до шести тут сижу, идите спокойно.
Я пошла к двери.
— Даша, — окликнула меня бухгалтер, — хочу вам совет дать. У Софьи Зелимхановны небось много чего было. Всякие украшения, деньги опять же имела. Вы бы их того, увезли с собой. Поселок у нас на охране, посторонних не пускаем, но люди тут разные есть, поймут, что никто не живет, и залезут, обчистят.
— Боюсь, я не имею права на это, — вздохнула я, — и потом, Катя вступит в права наследства только через полгода. Вдруг объявятся еще какие-нибудь родственники? Меня могут обвинить в воровстве!
— Да какие там родичи! — отмахнулась Нина. — Про их трагедию слышали?
Я кивнула.
— Вот! Одни они с Соней жили, — вновь затарахтела Нина. — Никого у них не было, лучше заберите добро. Подальше спрячешь — поближе возьмешь.
Я кивнула.
— Вы, наверное, правы. Возьму на днях Катю и…
— Не глупите, — покачала головой бухгалтер, — прямо сейчас действуйте. Вон у Кокошкиных вчера фонтанчик из сада унесли. Во люди! У всех особняки, а безделушку утырили. И на кого подумать? Явно свои поработали. Идите в дом, заодно мне и показания со счетчика снимете.
Подталкиваемая звуком ее голоса, я, оставив машину у конторы, дошла до дома Адашевой и принялась отпирать дверь.