Тот продолжал трещать. Комендант испуганно таращился на нас и не шевелился, – Может, пусть поговорит? – неуверенно предложила я.
– А если проболтается? – возразил американец, подойдя к столу.
– Тогда сразу и убьём, чтоб не мучился.
– Логично. Ты все понял, товарищ комендант? Тот послушно кивнул. Взяв со стола аппарат, Пол поднёс его к лежащему на диване прапорщику, снял трубку и приставил к его уху. Мы тоже наклонились и стали слушать.
– Алло, прапорщик Власов слушает, – хрипло проговорил он.
– Какого черта! – громко раздалось в трубке. – Опять дрыхнешь в своей норе?
– Никак нет, товарищ майор! – Прапорщик взял себя в руки и заговорил нормальным голосом:
– Несу боевое дежурство!
– Ладно, не глумись. Ты слышал, что тревогу объявили?
– Тревогу? Какую тревогу? Нет, ничего не слышал.
– Я же говорю: дрых! Тут двое подследственных сбежали, мужик с бабой.
Вооружены и очень опасны. Так что ты там закройся на всякий случай, а то вечно дверь нараспашку. Если начнут к тебе ломиться – сразу звони мне. Понял?
– Так точно, товарищ майор.
– Но ты не бойся, до тебя они вряд ли доберутся – в той стороне им делать нечего. У тебя камеры все закрыты?
– Обижаете. Час назад лично все проверял.
– Лады. А теперь закрывайся. Садись к двери и прислушивайся. Как женский голос услышишь – сразу звони.
– Есть! – по-военному ответил комендант, но на том конце уже положили трубку.
– Да ты просто артист! – похвалил Пол, возвращая аппарат на место. – Тебе в цирке выступать, а не пустые камеры охранять. Ну теперь ты все про нас знаешь, так что соображай побыстрее, пока я не рассвирепел.
Прапорщик задумчиво поник. По лицу было видно, что он соображает не о том, как вывести нас отсюда, а как половчее выкрутиться, чтобы и нас сдать, и самому живым остаться. Я решила пресечь это на корню:
– Запомни, если надуешь, то даже пожалеть об этом не успеешь.
– А я что? Я ничего, думаю, – пробормотал он, оправдываясь. – Есть, конечно, один вариант, но я не знаю…
– Чего ты не знаешь? – хором спросили мы, склонившись над ним.
– Ну, там уже закрыто все давно за ненадобностью.
– Что закрыто?
– Все.
– Не нервируй меня, – простонала я. – Объясни толком.
– А чего объяснять, все равно без меня не найдёте. В общем, подъёмник там раньше стоял. На нем поднимали эти, как их… – он стыдливо отвёл глаза.
– Кого?
– Ну трупы, в общем… Из расстрельного бункера. Специально сделали, чтобы по этажам не таскать. Трупов ведь много было. Их наверх поднимали и сразу на грузовик. Там, наверху, над нами, раньше большой двор был, а теперь здание жилое построили.
– Господи, так где же это мы находимся? – прошептала я. – Мы ведь вроде на Лубянке были.
– Ну да, так оно и есть. Только подвалы-то далеко тянутся, почитай, под всем центром Москвы. И вглубь, и вширь, так сказать. Сейчас уже многое изменилось, подвалы городские власти поотбирали, но эти ещё остались – своего часа ждут, – он тихонько хихикнул.
– К делу давай! – поторопил его Пол.
– Ну вот, я и говорю, что подъёмник потом закрыли вместе с бункером.
Там уже настолько все кровью пропиталось, что не отмоешь, и пользоваться нельзя. Так и стоит заколоченный.
– А как же мы через него выберемся? – озадаченно спросила я.
– Может, пусть поговорит? – неуверенно предложила я.
– А если проболтается? – возразил американец, подойдя к столу.
– Тогда сразу и убьём, чтоб не мучился.
– Логично. Ты все понял, товарищ комендант? Тот послушно кивнул. Взяв со стола аппарат, Пол поднёс его к лежащему на диване прапорщику, снял трубку и приставил к его уху. Мы тоже наклонились и стали слушать.
– Алло, прапорщик Власов слушает, – хрипло проговорил он.
– Какого черта! – громко раздалось в трубке. – Опять дрыхнешь в своей норе?
– Никак нет, товарищ майор! – Прапорщик взял себя в руки и заговорил нормальным голосом:
– Несу боевое дежурство!
– Ладно, не глумись. Ты слышал, что тревогу объявили?
– Тревогу? Какую тревогу? Нет, ничего не слышал.
– Я же говорю: дрых! Тут двое подследственных сбежали, мужик с бабой.
Вооружены и очень опасны. Так что ты там закройся на всякий случай, а то вечно дверь нараспашку. Если начнут к тебе ломиться – сразу звони мне. Понял?
– Так точно, товарищ майор.
– Но ты не бойся, до тебя они вряд ли доберутся – в той стороне им делать нечего. У тебя камеры все закрыты?
– Обижаете. Час назад лично все проверял.
– Лады. А теперь закрывайся. Садись к двери и прислушивайся. Как женский голос услышишь – сразу звони.
– Есть! – по-военному ответил комендант, но на том конце уже положили трубку.
– Да ты просто артист! – похвалил Пол, возвращая аппарат на место. – Тебе в цирке выступать, а не пустые камеры охранять. Ну теперь ты все про нас знаешь, так что соображай побыстрее, пока я не рассвирепел.
Прапорщик задумчиво поник. По лицу было видно, что он соображает не о том, как вывести нас отсюда, а как половчее выкрутиться, чтобы и нас сдать, и самому живым остаться. Я решила пресечь это на корню:
– Запомни, если надуешь, то даже пожалеть об этом не успеешь.
– А я что? Я ничего, думаю, – пробормотал он, оправдываясь. – Есть, конечно, один вариант, но я не знаю…
– Чего ты не знаешь? – хором спросили мы, склонившись над ним.
– Ну, там уже закрыто все давно за ненадобностью.
– Что закрыто?
– Все.
– Не нервируй меня, – простонала я. – Объясни толком.
– А чего объяснять, все равно без меня не найдёте. В общем, подъёмник там раньше стоял. На нем поднимали эти, как их… – он стыдливо отвёл глаза.
– Кого?
– Ну трупы, в общем… Из расстрельного бункера. Специально сделали, чтобы по этажам не таскать. Трупов ведь много было. Их наверх поднимали и сразу на грузовик. Там, наверху, над нами, раньше большой двор был, а теперь здание жилое построили.
– Господи, так где же это мы находимся? – прошептала я. – Мы ведь вроде на Лубянке были.
– Ну да, так оно и есть. Только подвалы-то далеко тянутся, почитай, под всем центром Москвы. И вглубь, и вширь, так сказать. Сейчас уже многое изменилось, подвалы городские власти поотбирали, но эти ещё остались – своего часа ждут, – он тихонько хихикнул.