– Вы думаете, что в Библии был спрятан палец святого Малахии? – высказал предположение Грей.
– Нет, – решительно заявил Бойл. – Саркофаг слишком древний. Чересчур древний. Полагаю, он относится к эпохе Стоунхенджа. В нем был кто-то похоронен, но только не Малахия.
– Кто же тогда? – спросил Грей.
Профессор пожал плечами:
– Как я уже сказал, скорее всего, кто-нибудь из знати эпохи неолита. Быть может, та самая темнокожая языческая царица. В любом случае подозреваю, что высохший палец – это все, что осталось от обитателя саркофага.
– Почему вы так думаете?
– И куда делось остальное тело? – добавила Рейчел.
– Его переместили. Вероятно, это сделала церковь. Может быть, сам Малахия. Но одну кость оставили здесь, как это было принято в те времена. Считалось грехом забирать тело из могилы, не оставив в ней какую-либо его часть.
– Память о погребенном, – кивнув, согласилась Рейчел. – Чтобы он и дальше покоился с миром. Дядя Вигор как-то рассказывал об этом. Поступать иначе считалось кощунством.
Грей пристально смотрел на саркофаг.
– Чтобы сохранить кусочек покойника, Малахия пожертвовал своей Библией. Значит, он верил, что тот, кто был здесь погребен, достоин такой чести.
Он также вспомнил рассказ отца Рая о том, каким встревоженным возвратился в последний раз с острова отец Джованни. Всю ночь напролет молодой священник молил о прощении. Не потому ли, что он забрал иссушенный палец и тем самым осквернил могилу, освященную церковью? И если так, что толкнуло его на такой поступок? Почему отец Джованни посчитал это столь важным?
Тут Рейчел задала еще один важный вопрос:
– А почему тело забрали из саркофага?
Одно объяснение предложил Бойл:
– Возможно, чтобы обезопасить то, что было здесь спрятано. Во времена Малахии Англия и Ирландия подвергались постоянным нападениям со стороны викингов. Этот остров, лишенный оборонительных сооружений, был беззащитен перед лицом захватчиков.
Грей кивнул.
– А если ключ хранился именно в этом склепе, он должен быть каким-то образом связан с телом, погребенным здесь. Поэтому, чтобы сохранить знания, ключ и тело пришлось переправить в более безопасное место.
– Но где, черт побери, этот ключ? – спросила Сейхан. – Что это хоть такое, что мы ищем?
Грей перевел взгляд на единственное указание, оставленное отцом Джованни. Подойдя к стене, он изучил написанные углем расчеты. Что пытался определить отец Джованни? Грей положил руку на стену.
Остальные приблизились к нему.
Грей поднял взгляд на кельтский крест. Только сейчас он обратил внимание на одну особенность.
– Этот крест, – сказал Грей, проводя по нему ладонью, – он ведь сделан из того же камня, что и саркофаг. И, судя по поверхности, его тоже отскабливали, как и гроб.
Профессор шагнул к кресту.
– А ведь вы правы.
Грей повернулся к нему.
– И поставил его здесь не Малахия или какой-нибудь другой благочестивый христианин, пожелавший обозначить могилу.
– Крест уже находился здесь.
Грей взглянул на крест другими глазами, стараясь увидеть не христианский, а языческий символ. Не является ли крест указанием на то, где находился ключ? Судя по вычислениям на стене, отец Джованни пытался что-то определить.
Желая узнать больше, Грей направил луч фонарика на основание креста.
– Вот эти три спирали внизу, в них есть какой-то особый смысл?
Профессор присоединился к Грею и Рейчел.
– Это так называемая тройная спираль. Однако в действительности здесь не три спирали, а только одна. Взгляните на то, как все спирали соединяются друг с другом, образуя единый узор. Этот же самый тройной символ можно найти на древних каменных столбах по всей Европе. И христианская церковь переняла его, подобно многим другим языческим символам. Но только для церкви он стал идеальным воплощением Святой Троицы. Отец, Сын и Святой Дух. Переплетенные вместе. Три начала одного и того же.
Грей поднял взгляд на одну спираль в центре креста, похожую на декоративный колпак на автомобильном колесе.
Он вспомнил рассказ Пейнтера о значении этого символа. О том, как языческие крест и спираль часто встречались вместе, накладываясь друг на друга. Крест представлял землю. А спираль обозначала путь души, подобно вьющемуся дымку поднимающейся из этого мира в следующий.
Грей переключил внимание на записи отца Джованни на стене. Ему показалось, он видит в формулах и строчках какой-то смысл. Вроде бы достаточно только протянуть руку – но ухватиться никак не удавалось.
Подойдя к самому кресту, Грей отложил фонарик и дотронулся до каменного кольца. Его пальцы скользнули по высеченным отметкам.
«Как спицы в колесе…»
Эта рассеянная мысль мелькнула в голове Грея, когда он все еще смотрел на спираль в центре креста. До этого он уже сравнивал ее с колпаком на автомобильном колесе.
И вдруг его осенила догадка.
Быть может, Грей с самого начала почувствовал правду, но не мог преодолеть рамки христианской символики. Но теперь, взглянув на крест по-другому и отбросив предвзятость, он наконец узнал то, что видел перед собой.
– Это же колесо! – вырвалось у Грея.
Крепко ухватившись за каменное кольцо, он повернул его против часовой стрелки, в направлении, в котором была закручена спираль.
Кольцо сдвинулось с места!
Поворачивая его, Грей перевел взгляд на расчеты, написанные на стене. В кресте была спрятана какая-то тайна, но для того, чтобы ее раскрыть, требовалось знать правильный ключ. Должно быть, кольцо выполняло роль комбинационного замка, защищающего потайной сейф, в котором когда-то был спрятан «Ключ Судного дня».
Судя по вычислениям на стене, отец Джованни как раз работал над тем, чтобы определить нужное сочетание – рассчитать цифровую комбинацию.
К несчастью, Грей сообразил это слишком поздно.
Попытка дается только одна.
А он набрал неверную комбинацию.
Земля внизу содрогнулась с громким гулом. Пол внезапно ушел из-под ног. Грей ухватился за крест, цепляясь пальцами за горизонтальные лучи. Повиснув на кресте, он оглянулся и увидел, как весь пол дальней половины склепа поднимается вверх, загораживая единственный выход.
Остальные с испуганными криками отпрянули назад.
Каменная крышка, соскользнув с саркофага, упала вниз и провалилась в зияющую дыру у Грея под ногами. Фонарик уже скатился в колодец. Его луч высветил дно, утыканное зловещими бронзовыми шипами, обращенными вверх.