Родион кивнул, всем своим видом показывая, что он ждет продолжения рассказа, в котором по существу пока что ничего сказано не было. В том смысле, что ни я, ни босс еще не ухватили, с какого боку потребовалась этому странному экс-врачу, а ныне бизнесмену, наша помощь.
– Вы ведь знаете, сколько служат в армии?
– Конечно. Кто год, кто два.
– Правильно. А вот Рома служил и не год, и не два. Он служил пять лет.
И Сергей Георгиевич, скорбно склонив голову набок, воззрился на меня, а потом скосил глаза на Родиона Потаповича.
– Пять лет? – наконец спокойно переспросила я. – А вы все это время были в курсе того, где он находится? Он вам писал?
– Ну да, конечно. Писал, – после паузы выговорил Белосельцев, кривя рот. – Писал. Все пять лет. Такие странные…
– Что?
– Я хотел сказать, странные объяснения он приводил в письмах, почему отсутствует пять лет, – произнес Белосельцев, но я подумала, что с его губ готовы вот-вот сорваться совсем другие слова, но нет – сдержался.
– Пять лет можно отсутствовать, к примеру, служа в армии на контрактной основе, – подал голос Родион.
– Вот то же самое он и твердил. Дескать, он служил в контрактной армии. Что он воевал и получил за это неплохие деньги. Хотя везде говорят, что в нашей армии даже контрактник не может заработать хороших денег, – осторожно проговорил Белосельцев.
– Ну почему же? Всякое бывает… – отозвался Родион Потапович. – И когда он вернулся из армии?
– Недавно. Около двух месяцев назад. Спокойный. Равнодушный даже. Кто после армии, после «горячих точек», тот совсем по-другому себя ведет, когда демобилизуется. Обычно пьют по месяцу, чтобы войти в гражданскую жизнь. А Роман не так поступил. Он сразу же восстановился в университете, на заочное отделение, устроился на работу, аккуратно стал отдавать какую-то часть заработанных денег нам с матерью…
– По-моему, надо беспокоиться тогда, когда сын поступает как раз наоборот.
– Нет, к поведению его не придерешься. Другое дело, что он стал совершенно непробиваем эмоционально. Даже когда сообщили о смерти Димы, который жил в Воронеже…
– Один? – резко спросил Родион.
Сергей Георгиевич отвел глаза и тихо произнес:
– Да. Он говорил, что хочет остаться, что в Москве он умрет. И мы его оставили в Воронеже. Тем более что он мог себя полностью обслужить, а припадки неконтролируемой агрессии у него прекратились. К тому же за ним присматривали мои хорошие знакомые…
– О них позже! Вы, кажется, хотели сказать о реакции Романа на сообщение о смерти его брата, жившего в Воронеже. Не так ли?
Белосельцев сглотнул, и его взгляд метнулся от меня к Родиону и обратно.
– Роман сказал: «Бедный дегенерат». И закрылся у себя в комнате. Я думал, он переживает, заглянул к нему, а он лежал на диване, пил сок и смотрел какую-то передачу… «Своя игра», что ли.
– Есть такая передача.
– Конечно, мне и Нине Алексеевне его поведение не понравилось: такое горе, а ему словно бы все равно. Роман, наверно, повидал столько смерти и горя, что его перестало это трогать. Даже родной брат…
– Да, после армии многие возвращаются другими людьми, – сказала я. – Особенно те, кто воевал. Но все это еще не повод, чтобы прийти к нам. Что же произошло?
– Беда никогда не приходит одна, – сказал Сергей Георгиевич, – никогда. По крайней мере, на моей памяти. Пришла беда – отворяй ворота. Через три дня после похорон Димы… мы только что вернулись из Воронежа… еще одно: исчез Рома. Исчез, пропал. И уже неделю его нет как нет.
Родион не отрывал взгляда от Белосельцева. Тот продолжал своим глуховатым голосом:
– Если бы он просто пропал, если бы его… я не знаю. Но все дело в том, что кто-то уже неделю звонит нам и молчит в трубку.
– Роман?
– Но зачем ему это? Хочет загнать нас с матерью в гроб? Что ему от нас… Нет, я не думаю, что он…
– Понятно, – мягко подхватила я. – Сергей Георгиевич, сколько, вы говорите, прошло с момента исчезновения Романа?
– Неделя.
– И звонки начались примерно тогда же?
– Да.
– Значит, вы уверены в том, что это напрямую связано с исчезновением вашего сына?
– Да. По крайней мере…
– Договаривайте!
– …так думает моя жена. Она убеждена, что эти звонки и молчание в трубке… – Белосельцев оборвал сам себя, глухо кашлянул и снова приложил к губам платок.
– Вообще периодические звонки с молчанием в трубке – очень сильное психологическое оружие. Особенно если нервы на пределе. А тут еще и сильнейший стресс… возвратились с похорон, – пробормотал Родион себе под нос. Белосельцев, кажется, даже не расслышал. Босс спросил, на этот раз уже громко и отчетливо: – Ваша супруга убеждена в том, что это звонят похитители Романа или люди, каким-то образом с этим связанные?
– Да. Она говорит даже, что это может быть и сам Роман. Или… или…
– Что – или?
– Ведь есть такая сфера, где ни один человек… ничего… где бессилен любой?
Белосельцев покачал головой и продолжил:
– Дело в том, что сейчас уже доказано, что можно сообщаться с потусторонним миром…
– Ничего подобного не доказано!
– Для человечества в целом – быть может. А вот моя жена уверила себя в том, что по телефону звонит нам… Дима. Да, Дима.
Родион откинулся назад, на спинку кресла:
– Ну, знаете ли, Сергей Георгиевич! Я вполне допускаю, что ваша супруга так думает – она уверила себя в невозможном. Наверно, у нее расшатаны нервы. Но вы, как разумный и образованный человек, не можете склоняться к такому объяснению, которое к тому же никак не мотивировано.
Белосельцев кивнул:
– Да, разумеется. Я тоже ей говорю, чтобы она перестала сама себя накручивать этими глупыми мыслями, но это бесполезно. Еще несколько дней, и она окончательно сойдет с ума. Эти звонки ее доконают. Доконают, понимаете? Вот поэтому я и пришел к вам, поэтому я и готов заплатить любые деньги, только помогите. В милицию обращаться я не могу…
– А это почему, собственно? – тихо и вкрадчиво спросил Родион. – Мне кажется, вполне могли бы. Нет, мы постараемся вам помочь, возьмемся за это дело, но все-таки исчезновение человека – это в компетенции милиции.
– Просто я видел, какие там служат! – резко выговорил Белосельцев. – Кроме того, у меня есть одна причина не связываться с милицией и им подобными. Я вам ее открою только после того, как мы подпишем все документы… ведь у вас так полагается?.. И вы обязуетесь ничего не разглашать.
Родион Потапович прищурил глаза и наконец согласно кивнул…
Когда все формальности были утрясены, Сергей Георгиевич попросил сигарету. Белосельцев несколькими затяжками выкурил ее до самого фильтра, три или четыре раза закашлявшись, и только после того, как окурок был раздавлен нервными пальцами экс-медика в бронзовой пепельнице, мы услышали: