Райдер сказал как можно мягче:
— Разряди автомат, Джо. Тогда мы сможем отсюда выбраться.
— Я готов идти хоть сейчас, — ответил Уэлком.
— Нельзя брать с собой автомат, — все еще мягко сказал Райдер.
— Я своих друзей не бросаю, я готов идти. Но сам знаешь, эта штука пригодится, если что.
— Мы должны уйти незаметно. Нельзя уйти незаметно, если у тебя «томми» в руках.
— Я не потащу его в руках. — В поисках поддержки Уэлком бросил взгляд на Стивера, потом на Лонгмэна. Может, хоть эти двое понимают, насколько это для него важно. — Я спрячу его под плащом.
— Автомат Томпсона нельзя спрятать под плащом.
— Бред какой-то. Давайте уже пойдем! — истерически воскликнул Лонгмэн. Лицо Стивера было непроницаемым и не выражало никаких эмоций. Уэлком не сводил глаз с Райдера.
— Так ты оставишь автомат? — подчеркнуто безразлично спросил Райдер.
— Чего ты пристал ко мне, генерал недоделанный?!
Уэлком еще не закончил фразы, когда Райдер выстрелил прямо через карман. Пуля вошла Уэлкому в горло. И словно вторя выстрелу, в туннеле раздался оглушительный взрыв. Лонгмэн отпрянул к стене, Уэлком навзничь рухнул на рельсы, ноги его дергались, бейсболка слетела, длинные черные волосы разметались по бетону. Все вокруг было в крови.
Райдер ногой пинком выбил у него из правой руки автомат, нагнулся, вынул магазин и сунул себе в карман. Лонгмэн отвернулся к стене — его безудержно рвало.
Райдер осторожно перевернул ногой тело Уэлкома и присел возле него. Глаза у итальянца были закрыты, на губах пузырилась кровавая пена. Райдер вытащил из простреленного кармана пистолет и, приставив дуло ко лбу Уэлкома, поднял глаза на Стивера.
— Он может протянуть еще достаточно долго и успеет что-нибудь разболтать копам, — сказал Райдер и спустил курок. Голова Уэлкома дернулась. Окровавленный осколок черепа отлетел в сторону. Райдер вгляделся в бесстрастное лицо Стивера. — Приведи в порядок Лонгмэна, пожалуйста.
Расстегнув плащ убитого, он снял с него пояс с деньгами. С севера по туннелю ползло удушливое облако дыма и пыли.
Стивер, одной рукой поддерживая Лонгмэна, другой пытался очистить его заблеванный плащ. Лонгмэн выглядел совсем больным: лицо серое, под глазами набрякли мешки.
— Расстегни ему плащ, — приказал Райдер. Обмякший, беспомощный Лонгмэн был похож на большую куклу. Стивер, сопя, возился с пуговицами его плаща. Когда Райдер шагнул к нему с поясом, Лонгмэн отшатнулся и выставил перед собой руки.
— На меня? — спросил он дрожащим голосом. — Почему на меня?
— Ты самый толстый из нас, — твердо сказал Райдер. — Под твоим плащом два пояса никто не заметит. Убери руки!
На него пахнуло рвотой и ужасом, но он все же надел на Лонгмэна пояс, чувствуя, как трясется его жирное тело. Потом застегнул на Лонгмэне плащ.
— Неслабо там рвануло, — с дурацкой ухмылкой сказал Стивер.
— Ага, — сказал Райдер и, критически оглядев Лонгмэна, заключил: — Все. Можно выходить.
— Почему они едут к «Юнион-сквер»? — спросил окружной инспектор. — Этого в сценарии не было. Я начинаю беспокоиться.
Они мчались на юг, завывая сиреной. Попутные машины испуганно прижимались к тротуару. Комиссар сказал:
— Они знают, что мы контролируем их, но создается впечатление, что их это не беспокоит. Тупицами их не назовешь, значит, здесь какая-то хитрость.
— Да, — сказал окружной инспектор. — Я тоже обратил на это внимание… Они сказали, что хотят оторваться от полиции в туннеле. Но они и раньше знали, что мы в туннеле, однако их это не волновало. Что изменилось?
На этот раз окружной инспектор молчал так долго, что у комиссара лопнуло терпение.
— Так что же изменилось? — спросил комиссар с нажимом.
— Они не хотят, чтобы мы видели, что они делают.
— А что они делают?
— Смотрите: их не волнует, что мы за ними гонимся, верно? Более того, они, можно сказать, сами хотят, чтобы мы за ними гнались до самого конца линии, так?
— Не тяните! — рявкнул комиссар. — Если у вас есть объяснение, предъявите его!
— Я думаю, что их уже нет в поезде, — тихо сказал окружной инспектор.
— Я тоже так думаю. Но каким образом поезд может двигаться, если их там уже нет?
— В том-то и вопрос. Если бы не это, все выглядело бы крайне логично: мы преследуем вагон, а они тем временем спокойно выходят через аварийный выход на «Юнион-сквер». А может быть, трое выходят, а один остается в кабине машиниста.
— Благородный бандит, жертвующий собой ради товарищей? Вы когда-нибудь встречали такого, Чарли?
— Нет, — честно ответил окружной инспектор. — Значит, они придумали, как заставить поезд двигаться без машиниста.
— Они все равно покойники, — сказал комиссар, — Дэниэлс идет за ними по пятам. Он заметит их, если они сошли с поезда.
— Или не заметит. Они могут спрятаться, и он проскочит мимо. — Окружной инспектор покачал головой. — Зачем они все же останавливались? Уже вроде поехали, а потом остановились.
Ожил радиопередатчик:
— Сэр, машинист поезда инспектора Дэниэлса докладывает о крушении. Поезд сошел с рельсов из-за взрыва на полотне.
Комиссар поинтересовался: есть ли жертвы?
— Один полицейский легко ранен.
— Вот вам и ответ на вопрос, зачем они останавливались, — сказал комиссар окружному инспектору. — Чтобы незаметно заминировать путь.
Старик поднял правую руку — ах, эта знаменитая десница, когда-то вершившая суд и справедливость и дома, и в магазине, — и произнес:
— Успокойтесь! Успокойтесь все, пожалуйста, и сядьте!
Он остановился, наслаждаясь трепетом лиц, внемлющих гласу Власти. Но он не успел начать речь: внимание пассажиров переключилось на грузного мужчину — театрального критика. Он неуклюже прошел вперед и начал барабанить кулаком в дверь кабины машиниста. Дверь не поддавалась. Промелькнула еще одна станция. «Бликер-стрит»? А может, уже «Спринг-стрит»? Названия было не разобрать. Кто-то из пассажиров, опустив окно, закричал что-то людям на платформе. Но оттуда только грозили кулаками.
— Друзья мои! — Старик встал, ухватившись за металлический поручень. — Друзья мои, наше положение не столь ужасно, как кажется…
Чернокожий парень скептически фыркнул в окровавленный носовой платок — мой платок, отметил старик, — но остальные начали прислушиваться.
— Во-первых, нам больше не угрожают преступники. — Три-четыре человека в страхе покосились на дверь кабины. Старик торжествующе улыбнулся. — Как справедливо заметила юная леди, они покинули поезд. Как говорится, скатертью дорога!