— А мы сейчас в этом убедимся…
Шторм поднялся и отошел к Воропаеву, который вместе с Калинкой и Бардиным находился в дозоре со стороны подлеска.
— Олег, мы сейчас с первым лицом немного отлучимся, а вы тут смотрите в оба, — Шторм развернулся и ушел в темноту.
Замысел Шторма был прост: выйти к северной границе ущелья и попытаться разузнать обстановку.
Они пошли втроем: Шторм, Путин и Щербаков.
«Время бежит, а мы еще ничего не сделали», — одолевали мысли президента.
Его телохранителя снова начала мучить зубная боль, и ему еще нестерпимее хотелось курить.
Ночь близилась к рассвету и звезды, как и всё перед своим концом, засияли еще ярче и красочнее. Шедший впереди Шторм вдруг остановился: левая нога, ощутив что-то лишнее, замерла и все внутри него тоже замерло. Он догадывался, что это было: присев на корточки, и прикрыв ладонью фонарик, посветил. Поперек подъема ноги струилась стальная проволока, уходящая концами в завалы камней.
— Отойдите, — тихо сказал Шторм, и Путин с Щербаковым осторожно отступили назад.
Щербаков всей тяжестью надавил на плечи своего шефа и заставил того лечь на землю. Острые камни терзали ляжки и кисти рук, грудь спасал бронежилет. Президент попытался спихнуть с себя телохранителя, однако тот еще теснее прижал его к земле.
Казалось, время затаилось и Щербаков начал про себя вести счет. Так он делал всегда, когда смертельная опасность оказывалась от него на расстоянии вытянутой руки и страх помимо воли одолевал все его существо. Он досчитал до двадцати и понял, что взрыва не будет.
Президент был недоволен, но отчитывать своего охранника не стал. Лишь сказал: «Я когда-нибудь загнусь, но не от пули террориста, а от твоих медвежьих объятий…»
Подошедший Шторм смятым голосом объяснил, что они наткнулись на «элементарную растяжку» , которую он не стал разминировать. Между прочим, подчеркнул полковник, боевики в ловушке использовали две противопехотные мины МОН, каждая по два килограмма взрывчатки.
Через несколько метров они вновь едва не угодили в западню. Это была не очень тщательно замаскированная яма и выдали ее еловые, уже подсохшие ветки, накиданные поверху. Они даже в ночи выделялись на белесых камнях. Когда Шторм, отодвинув в сторону ветки и поднял несколько небольших камней, пальцы нащупали хлипкие деревянные поперечины. Под ними чернел провал. В свете карманного фонарика они увидели неглубокую, сантиметров на восемьдесят, выемку, в которой хищно поблескивала туго натянутая стальная струна, соединенная с фугасным снарядом. Рядом с ним — две канистры…
— Осколочно-фугасная чушка, — с придыханием откомментировал Щербаков. — Калибр 230…
— Вся эта пакость называется огневой фугас, — Шторм осторожными движениями снова заложил яму камнями и на верх положил ветки. — Значит, что-то у них тут есть такое, чего нам знать не положено… Вот что, вы пока тут покукуйте, а я, чтобы не рисковать всем, пробегусь вдоль кромки, пошукаю, — и Шторм легко, пружинисто подхватился с земли, и вскоре его кривоногую, собранную фигуру поглотила темнота.
— Чертовски хочется курить, — сказал Щербаков, покусывая веточку, которую он оторвал от ели.
— Это не смертельно. Сиди себе, отдыхай, дыши целебным горным воздухом… Для таких, как мы, детей города это очень полезно, — голос у президента был спокойный, хотя минуту назад, когда он глядел на фугас, что-то внутри него шевельнулось — не то беспокойство за исход операции, не то неотчетливое осознание того, что его близкие могут понести «невосполнимую утрату» , но только не страх за свою жизнь. Он не раз ловил себя на том, что страха, как такового, он вообще не испытывает. Еще в разведшколе, когда все проходили тестирование на экстремальные ситуации, его физиология была, по словам экзаменаторов, «чудовищно индифферентной» к опасности. И когда прыгали над озером с парашютом, и когда по рельсу, перекинутому через глубокое ущелье, надо было пройти за пятьдесят секунд, и даже тогда, когда, будучи на Кубе, приходилось переплывать реку, в которой кишели крокодилы, он не испытывал страха. И, конечно, он понимал, что отсутствие страха — это своего рода патология, ибо страх — один из тех факторов, который, собственно, и делает из человека homo sapiens…
…Шторм появился внезапно, но совершенно с другой стороны. Видимо, ему пришлось преодолеть крутой подъем, его дыхание было сбивчивым и заговорил он только после того, как немного отдышался.
— Там два блокпоста, — сказал он, — так что нам надо поломать голову, если хотим побывать на приеме у Барса… Но самое главное… вы мне не поверите — сидим мы над ними. Их берлога тут, внизу, — Шторм постучал костяшками пальцев по земле. — И поэтому хочешь не хочешь, а придется перебираться на ту сторону ущелья.
— Сегодня? — спросил Щербаков.
— Сейчас и ни минутой позже… Светает…
Путин поднял голову к небу — небо посветлело, звезды стали терять свою алмазную игривость…
Было два часа десять минут по полуночи.
Снова разделившись на две группы, они в противоположных направлениях отправились вдоль ущелья. Надо было обойти блокпосты и уже с пониженных уровней ущелья перебраться на другую его сторону.
В первой группе, как и при высадке, были те же Шторм-старший, Путин, Щербаков и Воропаев с Изербековым. Но перед тем как тронуться в путь, Виктор Шторм с Махмутом дождались смены караула на блокпосту, который они первым обнаружили, однако, это ничего не дало — они не знали в котором часу произошла предыдущая смена….
…Когда тронулись в путь, Шторм предупредил: «Думайте ногами, не тянитесь, ступайте так, как будто наступаете на собственное горло…» Шли шаг в шаг, держа дистанцию в три метра. Первым свет заметил Воропаев. Возможно это была вспышка от зажженной спички, возможно, случайный просверк от карманного фонаря. Свет исходил со стороны ниспадающей гряды, по правую руку от их следа. Воропаев издал звук, похожий на пение зорянки и Шторм тут же замер на месте. «Впереди свет» , — тихо передал по цепочке Олег; он подтянул автомат со спины на грудь и стал ждать. По знаку Шторма группа присела, а сам Шторм вместе с Изербековым ушел вперед.
Путин взглянул на светящийся циферблат часов и снова ощущение быстротечности времени вызвало в нем тревогу.
Послышалось шарканье, какое обычно издают сухие камни, когда по ним ступает нога человека. Появились силуэты, но к удивлению Путина, вместо двух силуэтов их было три. Это приближались Шторм с Изербековым, но не одни. Между ними маячила бесформенная фигура третьего человека.
Когда они подошли ближе, картина прояснилась: они вели, вернее тащили за заломленные назад руки незнакомца, с накинутой на голову маской. Это был пленный чеченец, во всяком случае, так им казалось, когда они его захватили на самом спуске в ущелье. Этот человек, как потом рассказал Шторм, поил в загоне лошадей. Его подвела недисциплинированность и неосведомленность: он курил и, видимо, не знал, что свет от зажженной спички человеческий глаз может зафиксировать на расстоянии ста километров. Тем более, если наблюдатель в очках ночного видения.