Система Ло, конечно, закончилась крахом, но всё же он толкнул народ к самосознанию. Этот беззастенчивый шотландец, сам того не желая и не сознавая, способствовал падению королевской власти не меньше, чем Руссо и Вольтер. С другой стороны, несмотря на распад государства, Ло всё же оживил экономику.
Пино несмело поднимает руку.
— В конце коридора, направо, — говорю я.
Но он качает головой, чтобы дать мне понять, что речь не об «этом».
— Ты стал говорить как препод. Тебе надо бы выражаться проще. Не забывай, что ты рассказываешь Берю.
Старина прав.
— Твоё замечание принято, милая старая руина, но наш друг сам разберётся.
Папаша побледнел.
— Брось, — умоляет он. — Я хотел, чтобы наш Александр всё понял правильно.
— Я брошу потом. А пока что я продолжу. Франция на распутье. В головах что-то происходит. Регент не унывает и продолжает свои скачки. Его дочь, герцогиня де Берри, идёт по его стопам. Полный шабэ. А что в это время делает Людовик Пятнадцатый? Что ж, он растёт. Рядом с ним находится воспитатель Флери, епископ из Фрежю. Бравый прелат учит его, как может, ремеслу короля. Молодой Людовик Пятнадцатый охотится, и это его единственное развлечение. Он даже не смотрит на женщин. Его, разумеется, обручают с испанской инфантой, как обычно. Эта малышка живёт при дворе, чтобы получить французское воспитание перед тем, как увидеть короля в своей постели. Людовик Пятнадцатый её почти не видит и совершенно не обращает на неё внимания. К тому же он не испытывает желания править. Его титула и его положения ему достаточно. Поэтому, когда в 1723 году регент загибается от прилива крови (есть же справедливость), Людовик, которому всего тринадцать лет, передаёт бразды правления герцогу де Бурбону, глупому как пробка, который скандальным образом набил себе карманы благодаря системе Ло. Этот фрукт был способен управлять государством, как ты, Берю, быть архиепископом Парижа. Едва он успел занять свой пост, как у него под париком начало бурлить. Герцог был недалёким, но с хитрецой. В его маленьком бурбонском мозгу идёт следующий ход мысли: «У короля слабое здоровье, он кашляет при малейшем сквозняке. Я не удивлюсь, если у него лёгкие побиты молью. Если он крякнет, корона достанется его кузену из Орлеана, моему злейшему врагу, а я, герцог де Бурбон, тут же стану как герцог Бордосский, который стал как его брат, а его брат как его отец, а его отец как Монлюк. Отсюда вывод: единственный мой шанс, чтобы прикрыть тылы, — это, конечно, чтобы король оставался живым, а ещё лучше, если он родит наследника. Вот только с этой самой инфантой моего Хуэльо, которой ещё не исполнилось восьми лет, мы вряд ли дождёмся дофина. Проще отправить малышку к её папаше и подыскать королю рабочую бабенцию».
Он обращает внимание на Марию Лещинскую, дочь бывшего короля Польши, Станислава Лещинского. Последние остались без гроша, как все безработные короли, и прозябали в Лотарингии. Они ждали от жизни только одного: чтобы именем Станислава назвали кованые железные ворота в Нанси. Скромное желание, согласитесь! Эти добрые поляки находились в изгнании и даже не догадывались о том, что их ангелы-хранители уже наводили блеск на их счастливой звезде. В Париже премьер-министр убеждает своего молодого повелителя, что для отхода ко сну Лещинская — это то, что надо. Будучи покладистым, Людовик соглашается. После чего маленькую инфанту наряжают в её лучшее платье, дают ей леденцов и сажают в первый автобус на Мадрид вместе с запиской для её родителей. От такого хамства благородная Испания начинает рвать и метать, можешь мне верить. Филипп Пятый выдворяет французский дипломатический корпус с ущербом, шумом и ногами под зад. В европейских дворах стали говорить, что Франция позволяет себе странные манеры, и если так будет продолжаться, скоро она начнёт сморкаться в шторы. Кстати, в самой Франции тоже были недовольны этой женитьбой. Бросить богатую инфанту ради бабы, у которой вместо приданого одни трусики с их содержимым; да ещё в то время, когда в финансовом гроссбухе в графе доходов «персиловая» белизна, всё это выглядит легкомысленно, не так ли? Но Любимому наплевать и на тех, и на других.
Молодая королева милая, славная и старше него на семь лет. Бурбон доволен. Мадам готова к размножению. Людовик и Мария, недолго думая, принимаются за дело и вскоре делают десять ребятишек. Браво, Пренаталь!
— У тебя не найдётся ещё глоточка мюскаде? — перебивает меня Пино. — Когда я тебя слушаю, у меня пересыхает в горле.
Я ему наливаю, при этом он делает вид, что смотрит в другую сторону, чтобы не говорить «хватит».
— Захватывающе, — говорит он, прежде чем выпить. — Получается, что этот Людовик Пятнадцатый был просто размазня?
— Ошибаешься! — возмущаюсь я. — Он был просто скромным. Не таким властным, как Людовик Четырнадцатый, следовательно, умнее. Его драма была в том, что он верил в то, что другие были способнее, чем он, и он на них полагался, хотя они того не стоили.
Поскольку герцог де Бурбон гнал порожняк, Флери, епископ из Фрежю, пытался ему поставить заслон. Он пользовался большим авторитетом у своего ученика. Бурбона убрали, и кардинал Флери занял место премьер-министра Людовика Пятнадцатого за столом в стиле Людовика Четырнадцатого. Этот самый Флери вообще-то был приятным стариканом. Без внешнего лоска, но со здравым умом. Он старался оздоровить финансы и провёл несколько войн, но вообще так, для видимости. Сначала против Австрии, чтобы посадить на трон тестя Людовика Пятнадцатого, затем вместе с Австрией против короля Пруссии. Фредерик Второй работал локтями в Европе. Тем временем доблестный Альбион, конечно же, не упускал возможности, чтобы пустить ко дну несколько наших кораблей.
Людовик Пятнадцатый после свадьбы вошёл во вкус и занялся семейством Нель. Это имя было просто написано на роду, да оно и всегда наводило на определённые мысли. С жадностью трёх ювелиров Любимый поимел четырёх крошек сразу. И ведь девочки Нель больше напоминали гренадёров. У мадам де Майи был большой нос; у её сестры, маркизы де Вентимиль (все выходят, просьба приготовить паспорта для таможни [165] ) пахло от ног, и она была ростом два метра; у другой, я уже не помню, как её звали, был пердак как от «Данлопийо [166] , только последняя из них, мадам де Латурнель (вам по набережной, и никуда не сворачивайте [167] ) была ещё ничего из себя. Несмотря на свои изысканные манеры, Людовик Пятнадцатый любил крепко сложенных женщин. Его мечтой, наверное, были «Питер'з систерс» [168] . Тут уж он получил бы свою двойную порцию Танагры [169] . После того как он угостился сестрёнками Нель, он перекинулся на одну безродную, которую звали Пуассон [170] . Это было его личным способом поститься. Поскольку присутствие этой фаворитки низкого происхождения вызвало недовольство Двора, он превратил эту женщину-рыбу в маркизу де Помпадур. Звучало лучше, не правда ли?