Book.

Вигор продолжал рассматривать оставшиеся на столе листы, пытаясь понять их смысл. Неужели древним китайцам было известно о событиях, описанных в Книге Бытия? Можно ли считать это подтверждением правдивости библейских историй? Китайская письменность является самой древней из всех, существующих ныне, уходя корнями на четыре тысячи лет назад.

Иосип вернулся к столу.

– Пока что я нашел всего два примера, но их у меня много.

Он положил первый лист.

Китайский иероглиф «человек» в сочетании с символом, обозначающим «фрукт», давал «обнаженный». Даже Вигор понял, иллюстрацией какой ссылки это было. Книга Бытия, глава третья, стихи шестой и седьмой.

Он процитировал вслух:

– «…она взяла плодов его и ела, и дала также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги».

Торжествующе кивнув, Иосип отодвинул этот лист в сторону, кладя на его место другой.

– А вот еще.

Священник провел пальцем по рисунку.

– Здесь мы видим ранние китайские символы, обозначающие «живой» и «прах», и другой вариант символа «человек». А вместе они образуют иероглиф «первый». – Он выжидательно посмотрел на своего друга.

– Опять Книга Бытия, – согласился Вигор. – Ссылка на Адама, первого человека, сотворенного Богом.

– Из праха, – добавил Иосип, стуча пальцем по соответствующему символу. – И я могу показать вам и другие примеры.

Судя по одержимому блеску его глаз, он собирался это сделать, но Вигор остановил его, возвращая к насущной проблеме.

– Не могу сказать; возможно, мы видим тут то, чего нет на самом деле. Но главное – другое: какое все это имеет отношение к вопросу, который задала доктор Шоу? О дате падения метеорита, того самого, который превратился в крест святого Фомы?

– А, – кивнул Иосип. – Извините. Понимаете, мощи святого Фомы – кости, череп, крест – были изготовлены на Востоке священниками-несторианцами. Это они вырезали на шкатулках китайские иероглифы.

– Несторианцы? – спросила Джада. – Если честно, я слабо разбираюсь в древнехристианских сектах.

Вигор улыбнулся.

– Несторианство возникло в начале пятого столетия, вскоре после того, как Аттила стал вождем гуннов. Его основателем был Несторий, тогдашний константинопольский патриарх. Он произвел раскол в церкви, высказав простое заявление о том, что в Христе человеческое и божественное начала пребывают лишь в относительном соединении. Такая мысль была объявлена еретической, что привело к расколу в церкви. Тут не все детали важны. Но после этого несторианская церковь распространилась на восток. К седьмому веку она дошла до Персии, Средней Азии и даже Китая.

– Что возвращает нас к тому, о чем я говорил, – подхватил Иосип. – Я считаю, что китайские иероглифы, сделанные на святых мощах несторианскими священниками, преследовали несколько целей.

Вигор смотрел на своего друга, ожидая продолжения. Но тот, казалось, на какое-то мгновение потерял нить своих мыслей, уставившись невидящим взором в пустоту.

Очнувшись, Иосип продолжал как ни в чем не бывало. Он принялся загибать пальцы:

– Во-первых, я считаю, это подтверждает, что святой Фома действительно добрался до Китая. Во-вторых, на мой взгляд, очевидно, что несторианцы пытались показать, что китайское письмо, обнаруженное на Дальнем Востоке, можно считать определенными доказательствами достоверности Ветхого Завета – это видно по начертанию некоторых символов. И, в-третьих, думаю, они сделали намек, позволяющий определить возраст креста. – Иосип многозначительно посмотрел на Джаду.

– Это еще как? – спросила та.

– Они приложили к кресту ссылки на Книгу Бытия. По-моему, эти священники-несторианцы слышали от китайцев рассказы об упавшей звезде. Им поведали о метеорите, который в незапамятные времена упал на землю. И вот каким образом они выразили свое благоговейное отношение к древнему происхождению креста.

Джада задумчиво поджала губы.

– Тем не менее, это не дает точной даты, совпадающей с последним появлением кометы. Я готова согласиться, что священники-несторианцы считали крест старым, по-библейски старым. Но все это основано только на предположениях. До тех пор пока я не изучу крест, я не могу говорить о его связи с кометой.

Вигор кивнул.

– Что возвращает нас к главному вопросу: где этот крест сейчас?

19 часов 55 минут

Дункан следил за обсуждением вполуха. Пока остальные обменивались мнениями и спорили, он сосредоточил свое внимание на лежащих на столе реликвиях. Подобно навязчивому желанию отдирать болячку с кожи, молодому оперативнику неудержимо хотелось вновь и вновь ощутить странное электромагнитное поле, исходящее от этих предметов.

– Крест должен находиться в могиле Чингисхана, – настаивал Иосип. – Если мы найдем его гробницу, то найдем и крест.

– Скорее всего, ты прав, – согласился монсеньор. – Вероятно, кости и кусочки тела великого полководца были разложены подобно хлебным крошкам, ведущим к его могиле.

Дункан снова провел руками над макушкой древнего черепа, ощущая кончиками пальцев невидимое поле. Он вспомнил утверждение Джады о том, что это темная энергия, и у него по коже пробежали мурашки. Обладая определенными знаниями в области физики и электромеханики, Дункан уже просмотрел сделанные Джадой расчеты, приложенные к материалам операции. Они оказались такими же изящными и сексуальными, как и молодая женщина, которая их выполнила.

Ощутив неприятный холодок, пробежавший по спине, Дункан отодвинул череп в сторону и поднес руки к книге.

Встав, Вигор принялся расхаживать вдоль стола.

– Вот что ты искал, Иосип. Все эти годы.

– После того как я обнаружил реликвии, у меня случилось помутнение рассудка. Чувство стыда, страх, мания преследования ввергали меня в смятение. Мне нужно было какое-нибудь тихое, спокойное место, где можно было подумать, прийти в себя.

Даже не будучи психиатром, Дункан почувствовал, что священник страдает каким-то хроническим умственным расстройством. Можно сказать, он был мешком, набитым нервными срывами.

– И после того как я исчез с лица земли, мне было проще обосноваться здесь, – объяснил Иосип. – Чтобы можно было спокойно работать. По сути дела, я сам отправил себя в ссылку, в монастырь, где можно было оставаться в полном уединении.

– Если вы стремились к одиночеству, – заметил Монк, – то выбрали для этого чертовски хорошее место. Другую такую глушь нужно еще поискать.

– Аральское море привлекло меня не только полной изоляцией. Быть может, вначале все дело было только в этом, но впоследствии я понял: где-то в глубинах своего воспаленного сознания я проводил параллели, которые стали мне очевидны лишь значительно позже. Как это уже не раз случалось со мной в прошлом, я обнаружил, что и эта маниакальная фаза моего заболевания имеет свои плюсы.