Наш разведчик убрал гарнитуру.
— Мы все сделали. Вы нас убьете? — в глазах вражеских разведчиков было все. И отчаяние, и мольба, и тоска и надежда.
— Я дал слово офицера, и я его сдержу. Знаете кто я?
— Да, полковник Лазарев Николай Владимирович, знаем. Вас все ищут. За вашу голову обещано сто тысяч долларов и много всего.
— Так дешево! — я улыбнулся — Считаю, что я стою гораздо дороже! Тем более инфляция быстро обесценит эти "тридцать серебренников".
Потом пленные рассказали, на каких частотах связь у разведчиков, на каких циркулярная и так далее.
По нашей станции передали, что противник группируется, и будет заходить в деревню двумя примерно одинаковыми колоннами.
Я перекрестился. Начинается!
И вот они стали входить двумя группами по параллельным улицам. Они начали зачищать с первых домов. И вот когда разведчики передали, что все в деревне, я взял американскую радиостанцию, включил на циркулярную частоту и заговорил в нее:
— Солдаты! Славяне! Вы окружены. Я не хочу русской крови. Если кто сложит оружие, будет жить. Обещаю. Даю слово офицера. Остальные погибнут за американское государство. Не за Россию.
Конечно, понимал, что вряд ли кто сейчас это сделает. Но я дал им шанс, и в бою эта мысль у них будет сидеть гвоздем в подсознании.
Кто-то начал крутить головой.
Я тут же отдал команду своим: "Огонь!"
И начался бой!!! Бой русских с русскими! Видит Бог, я этого не хотел! Мы били по противнику из укрытий. Они отвечали. В ход пошли гранаты с обеих сторон.
Было слышно, как Дробин командует своим по радио. Но мы включили станцию на передачу, забивая, заглушая его голос, он перестраивался на запасные частоты, мы там его тоже глушили.
И бой продолжался. Я наблюдал с чердака дома. Дым заволакивал деревню. Были слышны стоны и крики раненных… Страшно. Но численный перевес и военная удача была на нашей стороне. Через пять минут боя они стали организованно отходить по коридору к болоту.
Там мы их прижали. Кто-то из них дернулся уйти дальше, но начал тонуть.
И вот сзади у них болото, к краю которого они прижаты, с нашей стороны велся огонь, чтобы они не поднимали головы.
Я нашел старую алюминиевую лейку. Сдернул распылитель, рукояткой пистолета сбил сито, получился маленький рупор.
Из куска стеклоткани был сделан небольшой белый флаг. Кто-то из подчиненных из укрытия помахал им.
Своим же я дал команду прекратить огонь и перегруппироваться, подтянутся ближе. Чтобы из укрытия можно было сделать бросок гранаты.
Противник также понемногу прекратил огонь.
— Я вас предупреждал, что сопротивление бесполезно. Условие прежнее — сдаете оружие — остаетесь жить! Даю три минуты, потом вы будете уничтожены нашим огнем, либо утонете в болоте. Выбирайте. Время пошло.
С полминуты стояла тишина. Я уже и сам думал, что моя затея провалилась. Слишком много романтизма в командирской башке. А это недопустимо. Это может привести к гибели, как самого себя, так и своих людей. Так нельзя! Значит, им промыли так мозг, что они уже не понимают, что воюют против русских на американской стороне. Так нельзя! Нельзя так! Я откинулся на стену и закурил. Посмотрел на часы. Прошло меньше минуты, а кажется, что больше часа.
И вот послышался шум. Это первый боец, видно, что раненый, весь в болотной грязи поднял одну руку, второй опирается на винтовку, как на трость пошел в нашу сторону. Он шел медленно, слегка помахивая свободной рукой.
И тут грянул выстрел!!! Он грянул точно гром. Раненного бросило вперед, рука, которой он опирался на винтовку, описала полукруг, и винтовка полетела вперед.
Суки! Они выстрелили парню в спину! Так нельзя! Я был готов дать команду разнести всю эту кодлу к чертям собачим. Нельзя же так! Нельзя!
В стане противника затявкали винтовки, но пули не летели в нашу сторону. Там что-то происходило. То ли мстили за убитого, или еще что-то. Непонятно. Перестрелка была короткая. Участвовало стволов пять. Не больше. И разом все стихло. Тишина, нет движения, ни с одной стороны.
Мне по станции докладывали, что все готовы к штурму. Я медлил. Чего ждал? Не знаю. Просто курил. Для себя решил, что докурю, никто не выйдет, и все… А чтобы я делал, если не курил? Просто смотрел на секундную стрелку, как она описывает круг за кругом?
И вот началось шевеление. Все напряглись, затаили дыхание. Точно также затаиваешь дыхание, когда кого-то выцеливаешь, выбирая люфт спускового крючка, и ждешь, чтобы выстрелить между ударами сердца, чтобы ничто не помешало тебе поразить цель. Будь то изолятор на телеграфном столбе или голова противника, который хорошо спрятался и лишь на мгновенье высунулся.
Ну, же!.. Чёрт побери, ребята, ну же!!!.. Идите!
И словно услышав меня, они пошли… Не все. Сначала с разных участков поднялось пять человек, потом еще десять, все они шли, подняв оружие. Раненных поддерживали товарищи. Они шли к нам. Не доходя шагов десять, бросали винтовки, снимали ремни с подсумками, снимали бронежилеты, вытряхивали из карманов патроны, гранаты, ножи, радиостанции.
Некоторые рвали эмблему "РО". И шли в нашу сторону. Без команды, усаживались на землю перед нашими позициями. И это было только первое движение. Как ручеек, который в талом снегу пробивает первый путь, а потом за ним широкой полноводной рекой наступает весна, точно также и наши противники сдавали оружие.
Всего в плен сдалось сто двадцать два человека. Плюс два, которые у нас были в плену. Двадцать шесть погибли. Кто в бою, кто утонул в болоте.
Раненным как наши доктора, так и пленные санинструктора оказали первую помощь. Сцен братания не было. Но все чувствовали, что все мы граждане России, что мы братья.
Американские инструктора были. Их убили те, кто сидел на земле сейчас перед нами. Это американцы выстрелили в спину тому первому раненному, что хотел нам сдаться.
Миненко подошел.
— Доволен? — он опять усмехался, скалился.
— Доволен. Люди наши целы, да, и русские также целы.
— А я своих знакомцев вижу.
— Тех, что отправил в зубы к зверю?
— Ага. — он кивнул. — Сейчас надо грамотно их отделить.
— Не забудь, что необходимо еще и сообщить американцам, что все в порядке. Радистов, офицеров ищи.
— Я этим уже занимаюсь. Думаю, что получится.
Пленных быстро раскидали по группам.
А вот прячется за спинами своих подчиненных и тот самый подполковник Дробин. Его быстро вытащили из толпы и отвели ко мне.
Я посмотрел на него. Раньше встречались на общих совещаниях, да, торжественных собраниях гарнизонного масштаба. Только он тогда был майором. Память на лица у меня хорошая.