— Нет. Я бы запомнила. Люблю часы.
— Ваши очень элегантные. Только, боюсь, я плохо в них разбираюсь.
— Это «Картье». «Картье танк».
— О «Картье» я слышал. Очень красивые.
— Спасибо.
Грейс уже давно подумывал о том, чтобы сделать Клио подарок. Что-нибудь такое, отчего бы она улыбнулась, что поднимало бы ей настроение в трудные времена. Может быть, симпатичные часики? «Картье танк»?
— Прошу прощения, но сколько примерно стоят такие?
Сара Кортни заколебалась. Грейс следил за ее глазами.
— Думаю, около трех тысяч фунтов.
Лжет. Но почему? Может быть, часы — подарок мужа, и она не знает настоящей цены, а говорит наугад?
— О’кей. Не стану вас больше задерживать. Не хочу, чтобы вы опоздали. Спасибо.
Грейс выбрался из «мерседеса» и вернулся к «форду». Гай Батчелор встретил его вопросительным взглядом.
Суперинтендент покачал головой:
— Похоже, познакомились в школе танцев.
— То есть она невиновна?
— Виновна или нет, но лгунья первоклассная.
— И что подсказывает чутье?
— Дюпон специально ее выбрал. Без вопросов.
Зазвонил мобильный. На дисплее высветилось «международный».
— Да, — ответил он.
— Слушай внимательно. И не беспокойся — телефон с защитой. Тебе тоже надо обзавестись таким.
— Уже. Я по нему и разговариваю.
— Этот номер у меня уже несколько недель.
— Ты единственный, у кого он есть.
— Смени его к следующему разу, когда мы будем разговаривать.
— Когда мы будем разговаривать в следующий раз, телефон не понадобится. Мы будем в одной комнате, и я буду сжимать твою жирную шею.
— Какой горячий! Слушай внимательно. У нас большая проблема. Гарету Дюпону предъявлено обвинение. Сейчас он в тюрьме Льюис.
— Без тебя знаю.
— Ты понимаешь, что будет, если его признают виновным? Провести остаток жизни за решеткой. Меня беспокоит, что может сделать этот говнюк, чтобы спасти свою шкуру. Он сдаст Смолбоуна. Смолбоун — слабое звено.
— А ты где?
— Не важно. Важно другое — ты должен сделать так, чтобы Смолбоун замолчал. Навсегда. Понял, что я имею в виду?
— Мне нужна моя доля.
— Получишь, когда я услышу, что Смолбоун мертв.
— Ждешь, что я тебе поверю? После того, как ты со мной обошелся?
— Я уже мало чего жду. Тебе нужно понять этот жизненный урок, если хочешь быть довольным. Пока!
В трубке щелкнуло. И тишина.
Он сердито уставился на телефон. И все же в одном жирный ублюдок прав.
Эмис Смолбоун…
Проснувшись, словно от толчка, Гэвин Дейли не сразу понял, где находится. Его разбудил резкий, буравящий звук. В первую секунду он даже подумал, что кто-то сверлит дыру. Но нет, это был звонок. Телефон. Гэвин Дейли был в кабинете и, наверное, уснул в своем кресле. От лежавшей в стеклянной пепельнице сигары поднималась тоненькая струйка дыма, на кончике образовалось кольцо пепла. Рядом с пепельницей в стакане с виски давно растаял лед. Болела голова — в этот вечер он выпил лишнего.
Выждав секунду-другую, чтобы прийти в себя и окончательно сориентироваться, антиквар взял трубку.
— Гэвин Дейли.
— Привет, Гэвин, это Джулиус Розенблаум. Извини, что поздно, надеюсь, не разбудил? — слащавым голосом поинтересовался нью-йоркский дилер. — Есть новость, вот я и подумал, что лучше сообщить ее тебе не откладывая.
Дейли посмотрел на часы — половина двенадцатого ночи.
— Да, конечно. Я и не спал… сижу… в кабинете. — Он все еще не очень хорошо соображал, но сонливость сняло как рукой. Звонок был именно тот, которого он ждал.
— Тот парень, о котором я тебе говорил, Мистер Безымянный, тот, что звонил во вторник насчет часов «Патек Филип», он приходил сегодня во второй половине дня.
— Да?
— У меня есть фотографии. И его, и часов. Я снял их с камеры наблюдения и только что отправил тебе электронной почтой. Если хочешь, открой почту и посмотри, твои ли часы.
— Да, да, Джулиус, сейчас. Можешь немного подождать?
— Не торопись.
— Ты еще в офисе?
— И буду еще минут десять, а потом на обед. Я дам тебе номер моего сотового, так что сможешь позвонить, если сейчас не успеешь.
— Спасибо. Так… что ты сам думаешь о часах?
— Он принес только фотографии, но часы, похоже, вполне аутентичны. Есть небольшие повреждения — головка и заводной вал погнуты, на стекле трещина, вмятина на задней стороне корпуса.
— Похоже, это они.
— Я спросил, есть ли у него подтверждения подлинности. Он объяснил, что часы в его семье с начала 1920-х. Что ему их передал дедушка.
— Трогательная история. Напомни мне его имя.
— Роберт Кентон. Оно тебе знакомо?
Дейли ненадолго задумался.
— Нет.
— Я спросил, сколько он хочет. Он завилял, сказал, что ждет предложений на следующей неделе и что намерен закончить все дело к среде, выбрав лучшее. Имен тех, с кем еще встречался, не назвал. Я дал понять, что заинтересован, подмаслил его немного. В общем, обещал принести в понедельник утром, в одиннадцать. Если сможешь прилететь, я посажу тебя в комнату, откуда ты сам сможешь рассмотреть часы. Если это твои, мне достаточно лишь нажать кнопку, и все двери будут заперты, и полиция получит сигнал вызова.
— Я очень тебе признателен.
— Посмотри фотографии и перезвони.
Дейли с усилием поднялся из кресла, перешел к столу, сел, включил компьютер и открыл архивированный файл. Через секунду на экране появилось несколько мутноватых фотографий. На первой — входящий в комнату мужчина. За шестьдесят, полный, короткие курчавые волосы с сединой, синий блейзер с серебряными пуговицами, белая рубашка с открытым воротом, шарфик с разноцветным орнаментом. На следующем снимке — тот же мужчина, но лицо взято крупным планом и картинка более четкая. На третьей фотографии — часы.
Его часы, с погнутой головкой и трещиной на стекле. Но на всякий случай он еще раз обыскал все ящики стола и перебрал все лежащие в них бумаги. Фотографии как в воду канули. Гэвин Дейли попытался вспомнить, когда видел их в последний раз.
Он знал, что в последнее время становится немного забывчивым. Пару раз терял или клал с другими важные документы. Не важно, фотографии рано или поздно отыщутся. Дейли вернулся к компьютеру, еще раз посмотрел на часы и вдруг поймал себя на том, что дрожит от гнева. Мерзавец. Жирный мерзавец.