Это время, с середины осени и до конца зимы, он всегда переносил тяжело. Он не знал, что делать, не мог сообразить, чего от него ждут, когда нет мячей, которые надо отбивать, нет коллег-игроков, чтобы с ними потрепаться. Каждый день, с самого утра, перед ним вставали вопросы, как ублажить Элен, что поесть, куда пойти, чем заполнить время, что надеть.
Вот наступит весна, появится чемоданчик с одеждой для поездок, и стоит лишь оказаться перед своим шкафчиком в раздевалке, как уже знаешь, что на себя натянуть; там будет висеть его форма, только-только из прачечной, обслуживающей их команду. Его день распланируют за него: или игра, или тренировка; а может быть, Шишка Джордан, секретарь «Сокс», отвечающий за переезды команды, укажет ему на такси, а такси доставит его к поезду, а тот отвезет в город, где им предстоит выступать. И все заранее устроено. Его имя всегда заранее вписано в гостиничную книгу, и носильщик сразу возникает рядом, чтобы взять у него багаж. А вечерами парни поджидали его в баре, и весна спокойно перетекала в лето, и лето распускалось ярко-желтыми и пронзительно-зелеными тонами, и в воздухе стоял такой замечательный запах, что даже хотелось плакать.
Рут не знал, как там у других обстоит со счастьем, но знал, что его-то счастье — в том, чтобы ему все дни расписывали заранее, как делал это брат Матиас для него и остальных мальчишек, там, в Святой Марии. Во всех иных случаях, оказываясь перед рутиной, которую именуют домашней жизнью, Рут ощущал тревогу и даже какой-то страх.
Но не здесь, подумал он, когда мужчины в баре начали рассаживаться вокруг него и кто-то хлопнул его по плечу. Он повернул голову и увидел того высокого мужчину, что недавно сидел в дальнем конце и улыбался ему.
— Заказать вам выпить, мистер Рут?
Мужчина встал сбоку от него, и Рут снова почувствовал, что в незнакомце есть что-то героическое, такого масштаба, что зальчик бара и другие мелочи не идут с этим ни в какое сравнение.
— Конечно, — ответил Рут. — Значит, вы поклонник «Ред Сокс»?
Мотнув головой, мужчина показал Доминику три пальца, и его низенький спутник присоединился к ним, выдвинул табурет и плюхнулся на него, словно был вдвое тяжелее, чем положено людям его комплекции.
— Не совсем. Мне нравится спорт, но я не сторонник приверженности одной команде.
Рут спросил:
— За кого же вы болеете, когда сидите на игре?
— Болею?
— Ну, кого поддерживаете?
Мужчина улыбнулся:
— Поддерживаю индивидуальные достижения, мистер Рут, не более того. Чистоту одиночной игры, демонстрацию искусного атлетизма и координации движений. Команда прекрасна как идея, тут я с вами согласен. Идея братства людей, объединенных во имя общей цели. Но эту идею присвоили группы, руководствующиеся корпоративными интересами, чтобы внушать массам идеал, совершенно противоположный тому, который олицетворяет собой наша страна — по ее собственным заверениям.
Рут перестал улавливать смысл уже на середине его тирады, но все равно поднял рюмку с виски, кивнул и выпил.
Плюгавый навалился на стойку, посмотрел на Рута и буркнул:
— Он не сечет, о чем ты, Джек.
Джек поставил рюмку на стойку:
— Приношу извинения за Джина, мистер Рут. Он растерял свои манеры в Большой Деревне.
— В какой деревне? — переспросил Рут.
Джин хихикнул.
Джек мягко улыбнулся Руту:
— В Гринвич-Виллидж, мистер Рут.
— Это в Нью-Йорке, — уточнил Джин.
— Я знаю, где это, малыш, — огрызнулся Рут, отлично сознавая, что Джек, хоть и крупный мужик, не сможет тягаться с Бейбом, если тот решит оттолкнуть его и повыдергивать бледные волосенки из головы его дружка.
— О, — произнес Джин, — император Джонс сердится.
— Что ты сказал?
— Господа, — проговорил Джек, — давайте не забывать, что все мы братья. Мы ведем общую борьбу, мистер Рут, — продолжал он. — Я что-то вроде путешественника. Назовите страну — и окажется, что ярлык с ее названием уже прилеплен к моему чемодану.
— Вы коммивояжер? — Бейб взял из банки маринованное яйцо и положил в рот.
Глаза Джека засветились ярче.
— Можно сказать и так.
Джин спросил:
— Ты что, и правда понятия не имеешь, с кем разговариваешь?
— Еще как имею, коротыш, — ответил Рут. — Он Джек. А ты — Джилл. [48]
— Джин, — поправил блеклый. — Если уж на то пошло, Джин О’Нил. А разговариваешь ты с Джеком Ридом.
Бейб не сводил с него взгляда:
— Все-таки буду звать тебя Джилл.
Джек рассмеялся и похлопал обоих по спине.
— Как я уже сказал, Бейб, я побывал всюду. Видел спортивные состязания в Греции, в Финляндии, в Италии, во Франции. Однажды смотрел в России конное поло, где многих участников затоптали собственные лошади. Нет зрелища более чистого и вдохновляющего, чем соревнующиеся между собой люди. Но большие деньги и большой бизнес пятнают эту чистоту, ставя ее на службу неприглядным целям.
Бейб улыбнулся. Ему нравилось, как говорит Джек, хотя он и не мог понять, что оратор имеет в виду.
К ним подошел еще один, тощий, с голодным и острым профилем. Спросил:
— Это и есть наш лоботряс?
— Именно так, — ответил Джек. — Бейб Рут собственной персоной.
— Джим Ларкин, — представился тощий, пожимая Бейбу руку. — Прошу извинения, но за вашими играми я не слежу.
— Извинений не требуется, Джим. — Бейб ответил крепким рукопожатием.
— Мой товарищ говорит, — пояснил Джим, — что будущий опиум для народа — это не религия, мистер Рут, это развлечения.
— Даже так? — Рут подумал, дома ли Стаффи Макиннис, подойдет ли к телефону; может, они встретятся где-нибудь в городе, закажут стейк, поболтают о бейсболе и женщинах.
— Знаете, почему бейсбольные лиги растут по всей стране как грибы? Появляются на каждой фабрике, на каждой судоверфи? Отчего почти у каждой компании есть своя рабочая команда?
Рут ответил:
— Что тут непонятного? Это же в радость.
— Верно, — произнес Джек. — Согласен. Но если всмотреться в вопрос пристальнее, обнаружится, что компании поощряют создание бейсбольных команд, ибо это способствует корпоративному единству.
— Ничего плохого в этом нет, — заметил Бейб, и Джин фыркнул.
Ларкин склонился к нему, обдавая его парами джина, и Бейбу захотелось отстраниться.
— И все это, — заметил Ларкин, — способствует американизации, за неимением лучшего слова. Американизации рабочих-иммигрантов.