— Ммм, — промычал Дэнни. — Тогда…
— Вы из федералов?
— Товарищ?..
Фраина снял очки и протер их платком.
— Министерство юстиции? Иммиграции? БР?
— Я не…
Тот встал и снова надел очки. Опустил взгляд на Дэнни:
— Или из местных? Из той агентурной сети, которой, как нам сообщили, охватили город? Насколько я знаю, у анархистов в Ревере [62] появился новый член, заявляет, что он с севера Италии, хотя акцент и интонации у него южноитальянские. — Он зашел за спину Дэнни. — Это вы и есть, Даниэль? Кто вы?
— Я Даниэль Санте, механик из Харлансбурга. Я не шпик. Не агент правительства. Я уже сказал вам, кто я.
Фраина присел на корточки за его спиной. Нагнулся и прошептал Дэнни в ухо:
— Никакого другого ответа?
— Никакого. — Дэнни наклонил к нему голову, увидел острый профиль Фраины. — Потому что это правда.
Фраина положил ладони на спинку кресла:
— Человек пытается меня убить и случайно промахивается, стреляя с близкого расстояния. Вы приходите мне на выручку только потому, что случайно покидаете здание одновременно со мной. Полиция случайно прибывает через считаные секунды после выстрела. Все, кто находился в ресторане, задержаны, но никто не допрошен. Нападавший исчезает из-под ареста. Вы отпущены без предъявления обвинений и, вот уж чудо из чудес, случайно оказываетесь писателем не без таланта. — Он снова обошел кресло, встал перед Дэнни, коснулся пальцем виска: —Видите, какое это редкое стечение счастливых обстоятельств?
— Значит, так уж сошлось.
— Я не верю в везение, товарищ. Я верю в логику. А в этой вашей истории ее нет. — Он опустился перед Дэнни на корточки: — Ступайте. Доложите своему буржуазному начальству, что Общество латышских рабочих ведет себя безукоризненно и не нарушает никаких законов. И пусть они не присылают второго такого же увальня.
Дэнни услышал за спиной шаги.
— Я говорил вам правду, — повторил он. — Я не уйду. Никто не смеет сомневаться в том, кто я.
Фраина поднялся:
— Идите.
— Нет, товарищ.
Петр Главяк оттолкнулся локтем от дверцы холодильника. Другую руку он держал за спиной.
— Говорю в последний раз, — сказал Фраина. — Уходите.
— Не могу, товарищ. Я…
Раздалось четыре щелчка: это щелкнули взводимые курки четырех пистолетов. Три — у Дэнни за спиной, один — в руке у Петра Главяка.
— Встать! — заорал Главяк; эхо запрыгало, отражаясь от каменных стен тесной каморки.
Дэнни встал. Главяк зашел ему за спину.
Фраина скорбно улыбнулся:
— Для вас это единственный выбор, но вы и его можете лишиться. — Он махнул рукой, указывая на дверь.
— Вы не правы.
— Нет, — возразил Фраина. — Я прав. Спокойной ночи.
Дэнни не ответил. Прошел мимо Фраины. Прямо перед ним на стене лежали четыре тени. У него яростно зачесалась шея — сзади, у основания черепа. Он открыл дверь и вышел.
В ванной Дэнни сбрил бороду: это было последнее, что он сделал в съемной квартире, где обитал в качестве Даниэля Санте. Основную часть растительности он состриг ножницами, кидая клочья в бумажный пакет; затем намочил остатки бороды горячей водой и обильно смазал их кремом для бритья. С каждым движением бритвы он чувствовал себя стройнее и легче. Смыв последнее пятнышко крема и последний волосок, он улыбнулся.
В субботу днем Дэнни и Марк Дентон встретились с комиссаром О’Мирой и мэром Эндрю Питерсом в кабинете последнего.
На Дэнни мэр произвел впечатление человека не на своем месте: он никак не сочетался с этим большим столом, с этой накрахмаленной рубашкой со стоячим воротничком, с этим твидовым костюмом. Он то и дело поглаживал телефон, стоявший на столе, и все время поправлял настольный блокнот.
Они уселись, и мэр улыбнулся:
— Вот он, цвет бостонской полиции, не так ли, джентльмены?
Дэнни улыбнулся в ответ.
Стивен О’Мира встал у стола. Еще не произнеся ни слова, он, казалось, полностью завладел положением.
— Мы с мэром Питерсом рассмотрели бюджет на предстоящий год и увидели отдельные позиции, по которым можно наскрести для вас дополнительные доллары. Этого недостаточно, однако это лишь начало, джентльмены, и, более того, это признание того, что ваши претензии обоснованны. Я прав, господин мэр?
Питерс поднял взгляд:
— Да-да, безусловно.
— Мы договорились с городскими медицинскими службами, с тем чтобы они провели исследование санитарных условий в участках. Они согласились приступить в течение первого месяца нового года. — О’Мира встретился взглядом с Дэнни. — Вас устраивает такое начало?
Дэнни посмотрел на Марка, потом снова на комиссара.
— Вполне, сэр.
Питерс произнес:
— Мы все еще выплачиваем задолженность по госзаймам на проведение канализации по Коммонуэлс-авеню, джентльмены. Не говоря уж о затратах на расширение трамвайной сети, отопительном кризисе, который произошел во время войны, и существенном дефиците финансирования государственных школ в белых районах. При этом рейтинг наших облигаций весьма низок и продолжает падать. К тому же теперь стоимость жизни резко возросла, так что мы очень понимаем вашу озабоченность. Но нам требуется время.
— И вера, — добавил О’Мира. — Чуть-чуть побольше веры. Не желаете ли вы, джентльмены, опросить ваших коллег? Составить сводку их претензий? Не хотите ли изложить те факты, которые говорят о злоупотреблении руководства властью?
— Не опасаясь возмездия? — уточнил Дэнни.
— Совершенно не опасаясь, — ответил О’Мира. — Заверяю вас.
— Тогда, разумеется, хотим, — произнес Марк Дентон.
О’Мира кивнул:
— Предлагаю встретиться здесь же примерно через месяц. А до этого давайте воздержимся от высказываний в печати и вообще от раскачивания лодки. Согласны?
Дэнни и Марк кивнули.
Мэр Питерс встал и пожал им руки:
— Возможно, я и новичок на своем посту, джентльмены, но я надеюсь оправдать ваше доверие.
О’Мира вышел из-за стола и указал на двери кабинета:
— Как только мы откроем дверь, здесь окажутся журналисты. Начнут сверкать фотовспышками, выкрикивать вопросы, в общем, все как обычно. Кто-нибудь из вас ведет сейчас агентурную работу под чужим именем?
Дэнни сам удивился, какое облегчение он почувствовал, отвечая:
— Уже нет, сэр.