— Он умер слишком рано, — сказал начальник отдела по расследованию убийств Гуннар Хаген.
— Слегка рановато, — произнесла руководительница криминалистического отдела Беата Лённ.
— Чтоб он горел долго и ярко, — подхватил рыжеволосый криминалист в замшевой куртке с рюшами Бьёрн Хольм.
— Как психолог, ставлю вам диагноз «отсутствие контакта с собственными чувствами», — произнес Столе Эуне, поднимая бокал с пивом.
— Спасибо, доктор, но наш диагноз — «полиция», — ответил Хаген.
— Отчет о вскрытии… — начала Катрина. — Мне кое-что показалось неясным.
— Он умер от инсульта, — сказала Беата. — Удар. Такое случается.
— Но он ведь вышел из комы, — вступил Бьёрн Хольм.
— Это может в любой момент произойти с любым из нас, — ответила Беата бесцветным голосом.
— Спасибо за информацию, — сказал Хаген, ухмыляясь. — Но теперь, когда история умершего закончилась, предлагаю взглянуть в будущее.
— Способность быстро побороть травматические явления определяет людей с низким интеллектом. — Эуне отпил из бокала. — Просто чтобы вы знали.
Хаген ненадолго задержал взгляд на психологе и продолжил:
— Я думаю, хорошо, что мы собрались здесь, а не в конторе.
— Да, кстати, а чего мы сюда пришли? — спросил Бьёрн Хольм.
— Чтобы поговорить об убийствах полицейских. — Хаген повернулся. — Катрина?
Катрина Братт кивнула и покашляла.
— Коротко о деле, чтобы и психолог был в курсе, — сказала она. — Двое полицейских убиты. Оба на местах совершения нераскрытых в прошлом преступлений, в расследовании которых они принимали участие. Что касается убийств полицейских, то у нас до сих пор не было ни следов, ни подозреваемых, ни предположительных мотивов. Что касается давних убийств, мы исходим из того, что они были совершены по сексуальным мотивам, на месте их совершения были найдены кое-какие технические улики, но ни одна из них не привела к конкретному подозреваемому. То есть на допрос вызывались многие, но постепенно они один за другим выпали из этого дела — кто из-за алиби, кто из-за того, что не соответствовал психологическому типу. А вот сейчас один из них вновь выставляет свою кандидатуру…
Она вынула что-то из сумочки и положила на стол так, чтобы всем было видно. Это была фотография мужчины с обнаженным торсом. Дата и номер на ней свидетельствовали, что это так называемая чернильная фотография — снимок заключенного, сделанный полицией.
— Перед вами Валентин Йертсен. Половые преступления против мужчин, женщин, детей. Первый раз его привлекали к ответственности, когда ему было шестнадцать. Он тискал девятилетнюю девочку, которую обманом заманил покататься на лодке. Через год на него заявила соседка. Она утверждала, что он пытался изнасиловать ее в подвальной прачечной.
— И как он связан с Маридаленом и Триванном? — спросил Бьёрн Хольм.
— Пока совпадает психотип, и, кроме того, женщина, предоставившая ему алиби на момент совершения убийств, только что сообщила нам, что соврала. Она сделала так, как он ей велел.
— Валентин сказал ей, что полиция пытается осудить его, хотя он невиновен, — добавила Беата Лённ.
— Ага, — протянул Хаген. — Из-за этого он может ненавидеть полицию. Что скажешь, доктор? Такое ведь может быть?
Эуне задумался с явным интересом.
— Конечно. Но общее правило, которого я придерживаюсь, когда речь идет о человеческой психике, гласит, что возможно все, что можно себе представить. Плюс еще кое-что, что невозможно себе представить.
— Пока Валентин Йертсен отбывал срок за нападение на несовершеннолетних, он изнасиловал и искалечил женщину-дантиста в Иле. Он опасался мести за это и решил бежать. Для того чтобы сбежать из Илы, не надо быть волшебником, но Валентин хотел сделать так, чтобы все подумали, будто он умер, и не стали бы его искать. Поэтому он убил соседа по тюрьме, Юдаса Юхансена, избил его до неузнаваемости и спрятал труп. Когда Юдас не явился на перекличку, его объявили сбежавшим. Потом Валентин угрозами заставил тюремного татуировщика нанести копию собственной наколки с лицом демона на единственное уцелевшее место на трупе Юдаса — на грудь. Он пообещал убить татуировщика и всю его семью, если тот когда-нибудь кому-нибудь об этом расскажет. В ночь своего побега Валентин переодел Юдаса Юхансена в свою одежду, положил его на пол в камере и оставил дверь открытой, чтобы любой мог туда попасть. Когда на следующее утро обнаружили труп того, кого приняли за Валентина, никто особо не удивился. Это было более или менее ожидаемое убийство заключенного, которого ненавидели больше всех остальных. Все было настолько очевидно, что у трупа даже не сняли отпечатков пальцев и, уж конечно, не провели анализ ДНК.
На некоторое время за столом воцарилась тишина. Вошел какой-то посетитель и хотел было присесть за соседний столик, но под взглядом Хагена переместился вглубь помещения.
— Ты хочешь сказать, что Валентин сбежал и живет-поживает, — подытожила Беата Лённ. — И что это он совершил как давние убийства, так и убийства полицейских. И что мотивом последних убийств стала месть полиции как таковой. И что он использует места совершения своих старых преступлений для совершения новых. Но за что конкретно он мстит? За то, что полиция делает свою работу? Тогда немногие из нас остались бы в живых.
— Я не уверена в том, что он мстит полиции как таковой, — сказала Катрина. — Надзиратель в Иле рассказал мне, что к ним приходили двое полицейских и расспрашивали некоторых заключенных об убийствах девочек в Маридалене и Триванне. Они разговаривали с самыми жестокими убийцами и рассказывали больше, чем спрашивали. Они указали на Валентина как на… — Катрина сделала паузу, — растлителя детей.
Все, включая Беату Лённ, вздрогнули. Удивительно, как одно слово способно произвести больший эффект, чем самые жуткие фотографии с места преступления.
— Даже если это было не настоящим смертным приговором, то чем-то очень похожим.
— И эти двое полицейских?
— Надзиратель, с которым я говорила, их не помнит, и их визит нигде не зарегистрирован. Но можно угадать.
— Эрленд Веннесла и Бертиль Нильсен, — произнес Бьёрн Хольм.
— Начинает вырисовываться определенная картина, вам не кажется? — заметил Гуннар Хаген. — Этот Юдас подвергся такому же жестокому избиению, какое мы наблюдали при убийстве полицейских. Доктор?
— Да-да, — ответил Эуне. — Убийцы — рабы привычек и придерживаются опробованных способов убийства. Или одинаковых методов выброса ненависти.
— Но в случае с Юдасом у жестокости была определенная цель, — сказала Беата. — Замаскировать собственный побег.
— Если события и вправду разворачивались таким образом, — ответил Бьёрн Хольм, — того зэка, с которым говорила Катрина, вряд ли можно назвать самым надежным свидетелем.
— Верно, — сказала Катрина. — Но я ему верю.