— Нет, не обойдётся. Дурной пример заразителен. Так что в ж… милосердие: если хочешь сохранить коммуну, придётся делать именно так.
* * *
На обратном пути мы напоролись на дружинников.
Нет, это был не патруль. Двое дружинников, как обычно, в хороших полушубках, с повязками и карабинами, клеили на подъезд какие-то бумажки.
Мы на них именно напоролись: шли без дозора, кучей, после Любы у всех смятение чувств, даже у Стёпы. Завернули за угол, и вот они, у первого подъезда, в нескольких шагах.
Вид у дружинников был мрачный, как будто они только что похоронили кого-то из близких. Покосившись на нас с неподдельным безразличием, они поздоровались с Нинелью и Андреем Фёдоровичем, доклеили свои бумажки и молча удалились.
Что это было?! Тут трое чужаков со стволами — и никакой реакции? Вот это новости!
— Что-то у них там случилось, — сделал вывод Андрей Фёдорович. — Видно, что пацаны маленько не в себе.
Подошли к подъезду, почитали два свежих объявления.
Первое. Завтра в десять утра в гипермаркете на Предмостной и в четырёх других крупных магазинах города будут раздавать продукты. Принцип «за того парня» не работает, только каждому «в одни руки», по предъявлению документа, удостоверяющего личность.
Реакция была классической и синхронной: все дружно разинули рты и в немом ужасе уставились на Стёпу.
— Так, и чего смотрим? Это не я придумал, — растерянно пробормотал Стёпа.
— Но ты тогда сказал, перед библиотекой…
— Да я всего лишь озвучил возможный сценарий развития событий!
Вторая новость тоже не подкачала.
Сегодня в полдень на центральной площади состоится казнь троих дружинников, обвиняемых в пособничестве террористам. Внизу была приписка: ваши соседи гибнут из-за каких-то пришлых негодяев, у вас есть шанс спасти их (соседей) и одновременно заработать триста суточных пайков! Просто внимательно смотрите по сторонам и при обнаружении чужаков сообщите в ближайшую комендатуру. Если это окажутся диверсанты, вы немедленно получите вознаграждение.
— О как! — удивился Андрей Фёдорович. — Видать, совсем плохи дела у них, если уже Дружину начали вешать.
— Цены растут, — заметил Юра. — Ещё вчера давали девяносто паек.
Тут меня как током пробило:
— Ребята… Это же Никита! Никита и двое его бойцов, без вариантов, больше некому!
Далее последовала напряжённая дискуссия. Я собирался немедленно идти на площадь, Нинель и Андрей Фёдорович меня поддержали, Юра сомневался, стоит ли это делать, а Стёпа был настроен решительно против.
— Итак, «совесть нации», ты собираешься сдаться и таким образом спасти Никиту?
— Нет, не собираюсь.
— А тогда за каким чёртом мы туда попрёмся?
— Ну… В общем, мне нужно там быть.
— Нет, твоё личное «нужно» сейчас не работает. Мы выполняем задачу. Так что соберись и мотивируй хотя бы коротко, в двух словах.
Я призадумался.
«В двух словах»… Как в двух словах выразить ту бурю чувств, что сейчас свирепствовала в моей промороженной душе, ослабевшей от недоедания?
Никита мне никто, это факт. Но вслушайтесь: «Его повесили ИЗ-ЗА ТЕБЯ!!!» Нормально? Да от меня после этого отвернутся все, кого я тут знаю и кто мне дорог. Катя так вообще проклянёт, как узнает. А сам я, один на один с собой, внутри себя, когда уже наконец-то выберусь из этого Хаоса, что я буду чувствовать, зная, что из-за меня повесили троих ни в чём не повинных людей?!
Зачем мне сейчас на площадь — ума не приложу. Но я должен быть там. Хотя бы для того, чтобы видеть, как всё это будет происходить.
Однако Стёпе плевать на эмоции, душевные метания и прочие сантименты. Его интересует только целесообразность того или иного действия и польза для Глав-Зад.
И кстати, я таки углядел некую целесообразность в том, что будет происходить на площади.
— Там возможны коллизии.
— Какие коллизии?
— Ты видел, какое настроение у дружинников?
— Да, видел. А какое нам дело до настроения дружинников?
— Большое дело. Видишь ли, все мероприятия Хозяев в этом городе осуществляют дружинники. А они сейчас, как верно заметил Андрей Фёдорович, «маленько не в себе». Почему они «маленько не в себе», надо объяснять?
— Так, секунду… — Стёпа наморщил лоб, сосредоточился и озвучил суть ситуации: — Я так понял, что дружинников тут вешают впервые. Верно?
— Верно.
— Если все мероприятия обеспечивает Дружина, то и на казни их будет — пруд пруди. Взять хотя бы оцепление.
— А ещё на площади центральная комендатура, — подсказал Андрей Фёдорович. — Там где раньше милиция была.
— Угу… То есть на казни будет присутствовать целая толпа мрачных дружинников из центральной комендатуры, которые… хмм… «немного не в себе».
— Совершенно верно.
— И это у них первый опыт, когда на их глазах будут вешать их товарища…
— И авторитетного, скажу я вам, товарища! — поддержал я. — Командира взвода, между прочим. Душу компании, можно сказать.
— Так… Уже интересно! Площадь далеко?
— Двадцать минут.
— Что ж, пошли поглазеем на казнь…
* * *
Жилых домов, окна которых выходят на центральную площадь, было всего три, все остальные — административные здания.
Из этих трёх домов Нинель, не раздумывая, выбрала крайний правый. Здесь на третьем этаже живёт бабуся с сумасшедшим внуком. Нинель сказала, что было время, когда она к ним летала, как на работу, и у них с бабкой сложились неплохие отношения.
«Дежурной службы» в этом доме не было. В двух шагах центральная комендатура и мэрия со штабом наёмников, если вдруг что — на первый же крик прибегут и накажут.
Бабуся, на удивление, сумела продержаться эти три страшные недели, но была одна.
— А где Серёжка?
— Дружинники убили, будь они трижды прокляты… Обход делали, шумели, ну он и бросился на них. Ты же знаешь, как у него это бывало… Сволочи проклятые…
Жилым помещением в квартире была кухня. Из всех прочих использовалась только прихожая, для перемещения к входной двери и обратно.
Кухня и спальня выходили во внутренний двор, а гостиная — на площадь. В гостиной лежал снег, в окнах не было ни одного целого стёклышка. Три недели назад тут шли ожесточённые бои за комплекс административных зданий, все стёкла в окнах, выходящих на площадь, вынесло взрывной волной и осколками.
Наблюдению, однако, это не мешало. Расчистили площадку перед окном, осмотрелись, устроились. Можно работать.