– Отправляйся в детскую, – приказала Феня.
– Не хочу, – топнула ногой девочка.
– Я тебя в угол поставлю, – пригрозила няня.
– Не-а, – замотала головой капризница, – сначала поймай.
Не успела няня возмутиться, как первоклассница скорчила гримасу, выскочила в коридор и запрыгала на одной ноге, приговаривая:
– Эне бене раба, квинтер финтер жаба!
В этот момент дверь спальни Анны открылась, оттуда вышла Аля и схватила Риту за плечо.
– Ой, больно, – скривилась школьница, – отпусти!
Но Кулькина, не отпуская девочку, громко скомандовала:
– Клянись ее здоровьем!
– Чтобы Рите век счастья не видать, если вру! – закричала, выбегая в коридор, Анна. – Вот же пачка, ну погляди внимательно.
Увидав, что хозяйка протягивает Кулькиной толстую стопку зеленых ассигнаций, перетянутую розовой резинкой, Феня вытаращила глаза. А Аля вдруг поступила неожиданно: она выхватила деньги, швырнула их на пол с такой силой, что «кирпичик» отлетел к вешалке, и мрачно констатировала:
– Ты, сука, детским здоровьем поклянешься и не чихнешь.
Анна прижала руки к груди:
– Алечка, я не виновата.
– Убийца.
– Случайно вышло, – зарыдала Аня.
– Петька-то жив! – с ненавистью воскликнула Кулькина.
– Он на краю смерти, – всхлипнула Анна, – ногу ампутировать хотят.
– Два миллиона утешат.
– Поверь мне, посмотри пачку!
– Врешь!
– Ей-богу!
– Не божись, – топнула ногой Алевтина, – а то молнией тебя, суку, прибьет! Верни баксы, или в ментовку пойду.
Анна вытерла слезы рукавом.
– Иди, – резко заявила она. – Прямо сию секунду и отправляйся туда, шнурки только погладить не забудь, чеши по компасу. И чего заявишь? У меня алиби!
Кулькина хмыкнула.
– Какое?
Анна повернулась к няньке.
– Феня, мы с тобой сегодня на рынок ходили? Подумай, и говори правду. Имей в виду, если соврешь, Аля меня в тюрьму упрячет, дети в детдоме окажутся, Петр Михайлович может не выжить!
Нянька заколебалась.
– Твоя любимая Рита в приюте погибнет, – жестко продолжила Анна, – Ксюша с Лешей выживут, а ее там точно забьют.
– По оптушке таскались, – выдавила из себя Феня, – на неделю закупались. Только никак не пойму, к чему это?
Ложь, сказанная нянькой, повисла в коридоре, словно мрачное, грозовое облако. Звенящее, напряженное молчание нарушила Анна.
– Чего тормозишь? – усмехнулась она, глядя на Алевтину, и, приблизившись к двери, отперла замок. – Вперед и с песней, менты ждут. Только я макароны с тушонкой покупала в компании с Феней. У меня безупречная репутация, ни единого черного пятна, Петя имеет замечательный послужной список, одни благодарности. А кто вы с Федькой? Ты убийца, а он бывший мент, выкравший из архива дело той, которая укокошила первого мужа со свекровью. В анкете Кулькин про судимость супруги не указал. Зря ты надеешься остаться ни при чем. Отпечатки пальцев возьмут, восстановят биографию. Ну, иди! Ладно, даже, может, меня и посадят, а тебе чего, пряников дадут?
Женщины замерли, словно две кошки, приготовившиеся к бою. Сообразив, что сейчас в коридоре начнется смертоубийство, Феня коршуном кинулась на Риту, втолкнула совершенно уже не сопротивляющегося, растерянного ребенка в детскую, заперла дверь снаружи и перевела дух. Слава богу, девочка не увидит драку.
Волкова и Кулькина, не шевелясь, стояли друг против друга.
– Может, чайку попьете? – внесла идиотское предложение Феня. – Сядете, побалакаете спокойненько…
И тут Алевтина подняла правую руку, а левую прижала к груди и четко, торжественно произнесла:
– Проклинаю тебя и твоих детей. Навсегда. Пусть они счастья не увидят. А ты сдохнешь. Вернее, сдохнете вы все. Пятнадцатое мая, запомни! Именно оно – день смерти! Жди и бойся! Господь не фраер, все видит и каждому по заслугам воздаст. Пятнадцатое! Проклятый день!
Невидимая рука схватила Феню за желудок и стала медленно сдавливать его ледяными пальцами. Анна уцепилась за консоль, на которой валялись всякие мелочи: ключи, расческа, кошелек. Аля, выпрямившись, словно солдат, сдающий экзамен по строевой подготовке, пошагала к выходу, распахнула дверь, плюнула на порог и, повторив: «Пятнадцатое мая. Все умрете, суки. Никого не останется», – побежала по лестнице вниз.
– Пожалуйста, закрой дверь, – еле слышно прошептала Анна.
– Сейчас, – с трудом ворочая языком, ответила Феня, но двинуться не сумела.
С площадки донеслось звяканье, потом раздался голос Нины Ивановны:
– Ну хороши, дверь нараспашку! Подобная беспечность в наше время может дорого стоить! Феня, детям уже спать пора. Могу их у себя положить…
Продолжая говорить, Нина Ивановна вошла в квартиру Волковых.
– Аня, Феня, – удивилась она, – отчего молчите?
– Нет у нас охоты болтать, – нашлась нянька, – и веселиться причин не найти.
– Петр Михайлович… он… – прозапиналась соседка.
– Жив пока хозяин, – перебила Нину Ивановну Феня. – Ксюшу с Алешей скоро заберу, вот только Анну Сергеевну уложу, она еле жива. Завтра выходной, если ребята чуть позже лягут, не страшно.
– Ой, конечно! – засуетилась Нина Ивановна. – Я так… просто… думала… Господи, у вас тут деньги валяются!
У Фени уже не в первый раз за сегодняшний день начали подламываться ноги. А слишком любопытная соседка ловко наклонилась и схватила пачку долларов, валявшуюся у вешалки.
– Матерь божья! – чуть не задохнулась она. – Сколько тут? Целое состояние.
– Сто тысяч, – весело сообщила Анна.
– Баксов? – бледнея, уточнила Нина Ивановна.
– А то не видишь! – еще больше развеселилась Волкова. – Именно их, зеленых рубликов.
– Не может быть, – плачущим голоском протянула Нина Ивановна. – Откуда столько? Неужели сто тысяч?