Иванова опрокинуло в густую, вязкую, как смола, темноту. Он ничего не мог разглядеть, только чувствовал, что его подхватили чужие сильные руки…
Кто-то, больно теребя руку, стал закатывать рукав. Обнаженную кожу на сгибе локтя обожгло холодом. Пахнуло спиртом. Иванов попробовал закричать, но воздух застрял в горле…
…Архитектор покачивался в мягко пружинившем кресле. Его округлое лицо с жесткой складкой губ то выплывало под луч света настольной лампы, то опять уходило в тень. Пальцы, лежащие в полукруге света, разлившегося по столешнице, медленно покручивали шариковую ручку. Когда ручка, поднимаясь вверх между пальцами, цепляла колпачком о стол, в кабинете раздавался цокающий звук. Будто невпопад постукивали шестеренки больших часов.
— Я технарь, Василий Васильевич. До мозга костей — технарь. — Архитектор говорил медленно, как дышит до смерти усталый человек. — А значит, не имею иллюзий. Когда строишь мост, доверяешь не фантазиям, а точному инженерному расчету. Как говаривал мой дед, постановление ЦК партии не в силах отменить силу тяжести. Для меня учебник сопромата был Библией, как для некоторых полное собрание Ленина.
Как инженер в третьем поколении я отлично понимал, что перестройка окончится крахом. Два провинциальных партсекретаря устроили драку за власть, только и всего. Может, они и были сильны в политических интригах, но в сопромате — полные профаны. Цена Горбачеву как государственному деятелю — премия «Лучший немец года». За Ельцина пришлось заплатить полтора миллиарда долларов из Международного валютного фонда. В противном случае русский народ второй раз такую обузу себе на шею не повесил бы. И он еще мнит себя царем-реформатором! Конечно, если целью реформ было превращение клана Ельцина в богатейшую «семью» мира, то тогда — да, цель достигнута. И слава богу!
Что же касается меня, то я всегда знал: пока на Украине и в Узбекистане гайки измеряют в миллиметрах, а не в дюймах, ни о какой реальной независимости речи быть не может. Они читали Маркса, как политики, а я — глазами инженера. Технологический базис — вот квинтэссенция его теории. Какая техника используется в производстве, таков и уровень отношений в обществе. Иными словами, раб может пахать только плугом, раб на тракторе — нонсенс. Можно до паранойи контролировать идеологическую инфантильность подданных, чем занимаются все диктаторы, но как только ты допустил массовое внедрение новой техники, неизбежно изменятся общественные отношения.
Архитектор пристально посмотрел в глаза Иванову.
— Время позднее, вы устали и вам трудно следить за моей мыслью. — Ручка громко цокнула по столу. — Чтобы оживить вас, я использую не технический, а вполне житейский пример. Возьмем противозачаточные таблетки. — В глазах Архитектора блеснула искорка иронии. — Не будем спорить, что первично, — яйцо или курица. Технологии породили спрос или спрос вызвал к жизни технологию, не суть важно. Важно другое: как только женщины получили в руки эффективное средство перехитрить природу, они обрели свободу. Свободу от необходимости расплачиваться беременностью за половой акт. Таблетка отделила личное удовольствие от необходимости продления рода, заложенного в нас природой. И вы думаете, женщина выпустит эту гарантию свободы из своих ручек? Нет, тысячу раз — нет. Проще изменить каноны морали и нормы сексуальной жизни, чем вернуть женщину в биологическое рабство, освященное религией и общественным мнением.
Полистайте женский журнальчик и отдайте себе отчет, что вся феерия товаров и удовольствий в подоплеке своей имеет химический синтез препарата, влияющего на овуляционный процесс. Одна таблетка вызвала к жизни сонм технологий, удовлетворяющих желание женщины быть красивой, привлекательной и свободной. И так во всем!
Человек биологически слаб. Свои потребности в пище, в жилище, в безопасности, в продлении рода, в знаниях, в насилии и в развлечении он удовлетворял и будет удовлетворять исключительно через технику. Но парадокс в том, что, раз возникнув и будучи внедренной, технология уже никуда не исчезнет. Никто сейчас не согласится греться у костра, если есть паровое отопление. Лампочка Эдисона, или Ленина, если вам угодно, не просто дала свет, а изменила Время. Пока она горит, — Архитектор указал на настольную лампу, — в нашем распоряжении двадцать четыре часа в сутках для работы. Телефон дал возможность общаться на расстоянии. Как только наше общение телефонизировалось, телефон никуда не исчезнет. С ним надо считаться, как с силой тяжести. Использовать можно, отменить политическим решением — нельзя.
Архитектор замолчал. Стал медленно раскачивать кресло. В тишине спящего дома звук тихо вздыхающей гидравлики кресла показался Иванову неестественно громким.
— Вернемся к политике. — Пальцы Архитектора нащупали ручку, стали вращать, передавая один другому, как в шестеренке. — Петр Первый за волосы втащил сонную Россию в восемнадцатый век. Сталин пинком сапога загнал в двадцатый — век электричества, легированных сталей и атома. Не будь этого монстра и душегуба, после Первой мировой войны Россия превратилась бы в аграрно-сырьевой придаток для западной цивилизации. Индустриализация, проведенная Сталиным, отбросила перспективу превращения России в колонию на пятьдесят лет. Все, кто пришел после Сталина, попросту паразитировали на его наследстве.
А Горбачеву и Ельцину удалось сделать то, что оказалось не под силу Гитлеру. Германская армия, самая отлаженная машина уничтожения в истории, оказалась бессильна против индустриальной мощи СССР. А эти двое смогли! За десять лет они полностью угробили технологическую базу страны, люмпенизировали инженерный корпус и лишили прав на существование науку. За это им мое отдельное человеческое спасибо и проклятие потомков, — презрительно, как выплюнул, скривив губы, произнес Архитектор. — И теперь ребром встает вопрос — кто перетащит полудохлую Россию через порог миллениума, в двадцать первый век?
Архитектор бросил взгляд на Иванова и слабо улыбнулся.
— Нет, Василий Васильевич, только не я. Увы, я не Христос. И даже не Иоанн с Предтеча. Я лишь мастер, обтесывающий камни для будущего Храма. Кандидатов порулить всегда в избытке. Каждый желает покрасоваться на капитанском мостике, в избытке есть и штурманы, ведающие правильный курс в светлое будущее. Но пароход придумывают и строят не они. Одна ошибка в расчетах инженера, и самый умный штурман и самый жесткий капитан не в силах будут отменить закон Бойля Мариотта. Судно по всем законам физики даст течь и — окажется на дне.
Признаться, мне приятно считать себя технарем. Никаких иллюзий. Пусть мальчишка Кириенко, забравшись в кресло премьера, тешит себя мыслью, что рулит бюджетом, регулируя цены на нефть. Я-то знаю, что бюджет страны в руках инженера по технике безопасности Омского нефтеперерабатывающего завода. Недосмотрит инженер — рванет так, что Чернобыль покажется раем. И цены отрегулируются так, что опять дефолт объявлять придется.
И как технарь я вижу свою роль в спасении страны не в политических драках подушками, а в создании технологической базы для будущего диктатора.