Из золотисто-белой стены материализовался официант, поплыл между столиками.
— «Перье» со льдом, — распорядился Глеб.
Официант на полпути исполнил поворот кругом и растворился в воздухе.
— Как всегда вовремя, — вместо приветствия произнес Федотов.
Помешал в розетке творожную массу, обильно политую малиновым муссом и покрытую дольками тропических фруктов. Подцепил на ложечку и отправил в рот. Пожевал, капризно кривя губы. Проглотил. Запил морковным соком. Поставил стакан на стол, тихо тренькнув кубиками льда о тонкие стенки. Промокнул губы салфеткой.
— Что светишься? — спросил он у Глеба.
Глеб почесал кляксу бородки.
— Старый облезлый кот,
Одну чечевичную кашу ест.
А тут еще и весна.
— Не понял? — Федотов посмотрел в розетку, потом поднял взгляд на Глеба.
На вид ему было лет пятьдесят. Лицо интеллигента, рано вкусившего власть. Повадки царедворца, в глазах циничный ум тайного советника. И непередаваемая аура денег, достаточных, чтобы чувствовать себя в безопасности, и лежащих в безопасном месте.
Глебу показалось, что сегодня лицо Федотова выглядит каким-то нездорово отечным. Всмотрелся. Оказалось, исчезли глубокие морщины от носа к уголкам губ. Наверное, свел инъекциями парафина, решил Глеб.
— Басе. Японский поэт.
Федотов подумал немного и кивнул.
— Ладно, один-ноль твоя польза.
Появился официант, поставил перед Глебом стакан с пузырящейся водой и исчез.
Глеб сделал глоток и свободно откинулся на спинку стула. Правая ладонь осталась лежать на скатерти.
Федотов отправил в рот новую порцию диетической витаминной смеси. Облизнул тонкую верхнюю губу. Нижняя была толще — оттопыренная и казалась темнее.
— Я доложил твой проект шефу.
Глеб изобразил на лице вежливое внимание.
— Сказал, можно попробовать, — продолжил Федотов. — С некоторыми оговорками.
— Принимаются без обсуждения. — Глеб легонько хлопнул ладонью по столу. — Я не Скуратов, чтобы с Кремлем бодаться.
— Умница. — Федотов удовлетворенно кивнул. — Первое: мы абсолютно не в курсе. На финальном этапе кивнем в знак одобрения, но не более того. На Центризбирком повлияем в нужном ключе, если увидим, что дело выгорело. Второе: все делаешь по собственной инициативе. Провалишься — не вякай. Третье: денег не дадим. Четвертое: пятьдесят процентов отстегнешь нам. С подельниками разбирайся сам.
— Все?
— Мне потребуется отчет по каждому этапу. В деталях.
Глеб сделал глоток.
— Могу отчитаться прямо сейчас. Деньги я нашел.
— Сколько?
Глеб на пальцах показал — «три».
Федотов посмаковал дольку киви, сглотнул и кивнул.
— Кого обул?
— Не удивляйся, Якова Борисовича.
Федотов коротко хохотнул.
— Яшу-Гешефта? И старый еврей не догадался, на что его деньги пойдут?
— Я что, его смерти хочу?
Федотов опять хрюкнул. К лицу прилил розовый румянец.
— Глеб, с тобой опасно, но чрезвычайно интересно работать.
— Примерно такой же комплимент мне сделал Яша-Гешефт.
Федотов отвалился на спинку стула, захрюкал громче, задрожал толстым животом.
— Дальше? — спросил он, в момент становясь серьезным.
— За сутки я проведу деньги от воров к ментам и вложу в политику. Фигуранты интересуют?
— Только менты.
— Генерал Орликов.
Федотов прикинул что-то в уме.
— Ладно, не жалко. Месяц мы его еще потерпим.
— Решили снять?
— Типа того.
Распахнулась дверь, и в белый зал впорхнули тропические птицы. Стерильная тишина наполнилась жизнерадостным щебетом.
В зеркале за спиной Федотова отразилась стайка девушек, все как одна ломкие в коленях, вытянутые телом, с бесконечными ногами и едва обозначенными припухлостями грудей. Стайку, как кречет, опекал молодящийся мужчина в свободном костюме кремово-песчаного цвета.
Глеб потянул носом, всасывая смесь тропических ароматов, исходящих от вздрагивающих от возбуждения тел. Нарзанная волна возбуждения, пенясь, ползла от паха через живот в голову.
Лицо Федотова на несколько секунд застыло, потом потекло, нижняя губа, сделавшись влажной, еще больше вылезла вперед. Глаза подернулись поволокой и заметались, как у старого кота, увидевшего целый выводок мышек.
Пока они рассаживались вокруг столика, Федотов прощупал взглядом каждую из пяти девушек. Пожевал нижнюю губу. Задумался. Вновь принялся осматривать живой товар в яркой упаковке.
Глеб решил не мешать Федотову. В конце концов, все мы пытаемся сочетать приятное с полезным, необходимость с удовольствием. Что такого, если переговоры под легкую закуску человек совмещает с обедом в приятном обществе.
Федотов уже не таился, копался глазами в выставленных напоказ прелестях, как жена банкира на рождественской распродаже в секции нижнего белья.
Глеб попытался угадать, на ком в конце концов остановится взгляд старого кота. Посмотрел в зеркало. Девушки, что-то оживленно обсуждали, грациозно склоняясь над столом, прыскали в ладошки. Только одна, блондинка в платье цвета перезрелого авокадо, играла неведение. Она явно знала, зачем и почему в дальнем конце зала сидят двое представительного вида мужчин. Выглядела она если не старше, то взрослее своих подруг. В глазах и уголках губ отчетливо читалось то, что называют пудовым словом опыт.
Федотов глотнул морковного сока, промокнул губы салфеткой.
Словно это было сигналом, мужчинка, сопровождающий моделек, встал из-за стола походкой усталого гения кройки и шитья подошел к столику Федотова..
— Добрый день, Владимир Дмитриевич, — в меру подобострастно поздоровался он с Федотовым.
И чуть изменив тон:
— Глебушка, рад тебя видеть. Шикарно выглядишь. — Сказано было с непередаваемым пафосом служителя самой продажной из муз — Моды. Чуть в нос и вялыми губами.
— Здравствуй, Роман.
Глеб руки не протянул, как, впрочем, и Федотов.
— Это и есть твои новенькие? — спросил Федотов.
— Новее не бывает. Вчера только кастинг прошли. Желторотики. Мамины пирожки в животиках еще переваривают.
Федотов пожевал нижнюю губу.
— Откуда?
— Провинция, естественно. Вологда, Оренбург, Липецк, Мурманск и Астрахань. Натур продукт, экологическая и прочая чистота гарантируются. Жанне семнадцать. Остальным пятнадцать. Только Ната Астраханская подкачала, ровно четырнадцать. Но — ровно. Сам паспорт проверял. — Роман перевел дух и с халдейскими нотками в голосе поинтересовался: