— А милицию куда? — В капитане взыграла профессиональная гордость.
— «Милиция» в изначальном смысле слова — народные отряды самообороны. Некоторые это успели забыть. — Максимов примирительно улыбнулся. — Не бойтесь, Петр Николаевич, без работы не останетесь. Надо же кому-то будет протоколы штамповать и Колянов до Колымы конвоировать.
— Законы приняли?
— Пока только в проекте.
— И слава богу! Нет, депутаты у нас уже совсем того. — Капитан посверлил пальцем висок. — Ты только прикинь, что начнется!
Максимов пристально посмотрел ему в глаза.
— Если бы этот отморозок при ОМОНе за нож схватился, уверен, пулю в колено заработал бы по счету раз. Почему я, офицер запаса, умеющий пользоваться оружием не хуже, должен вышибать финку рукой? Резонно это или нет? То-то. А ты мне потом еще нотации читаешь, что я мог его чересчур не женственно башкой об стену приложить! Или я, нормальный мужик, должен терпеть, когда мразь распускает свой поганый язык и спускает с поводка бойцового пса? Чтобы Коляну пасть заткнуть, а пса в Нижний мир зашвырнуть, мне милиция не нужна. У вас без меня работы хватает. Кстати, не надоело трупы из ванн доставать?
Капитан насупился.
— И все равно, рано такие законы принимать, — упрямо заявил участковый.
— А я думаю, еще не поздно, — ответил Максимов. — Сколько лет в органах, а не уяснил, что нормальным людям законы не нужны, а для ублюдков они бесполезны. Их же стрелять надо, как бешеных собак, ты сам это отлично знаешь. И лучше мы будем стрелять в них, чем они — в нас, — тихо закончил Максимов.
— Тебе бы только стрелять…
— Ладно, не стрелять, так кастрировать.
Участковый сделал круглые глаза.
— С ума сошел! Даже при Сталине не кастрировали. А сейчас тем более. Демократия! Вот, вроде бы образованный, а таких вещей не понимаешь. Кто же тебе позволит яйца людям резать? Нет у нас такого закона!
— Во-первых, мать ребенка именно это и собиралась сделать. А бабы оторвали бы все оставшееся… — начал Максимов.
— Ага, и пошли бы всем скопом за нанесение тяжких телесных, не совместимых с жизнью, — усмехнувшись, вставил капитан.
— Это Колян не совместим с нормальной жизнью. А что касается закона научно говоря, о стерилизации, то он был. Самый первый был принят в Америке аж в тысяча девятьсот седьмом году. У нас на Красной Пресне фабричная братва с казачками перестреливалась, революцию делали, а в Штатах по приговору суда стерилизовали рецидивистов. [46] И резали до сорок пятого года. Как перестали, так захлебнулись в преступности.
— Американцы, говоришь? — Капитан сдвинул на затылок фуражку и почесал красную полоску от нее на лбу. — А нас учили, что Гитлер.
— Не-а. Нестыковочка получается. В Германии такой закон приняли в двадцать пятом, а Адольф в это время сидел в тюрьме за антиправительственный мятеж.
— Интересно с умным человеком поговорить… А что же они ему чик-чик не сделали?
— Не успели. Дали пять лет, а отсидел всего девять месяцев.
— Вот! — Капитан вскинул палец. — Вот откуда весь бардак начался. Идиоты, блин, это же сколько жизней можно было бы спасти!
— Отец воевал? — спросил Максимов.
— Само собой. И оба деда. По матери дед на Курской погиб.
— Так вот, капитан для меня, что Гитлер, что Колян со своими корешами — мразь, жизни не достойная. За свои деньги я Колю на зоне содержать не хочу. И за его ублюдочных детей в соцстрах ничего перечислять не желаю. Лучше раз хирургу заплачу и бутылку Коле куплю для наркоза. Сплошная экономия и никаких проблем! А деньги я лучше тебе на премию отдам, или пусть отцу твоему пенсию повысят.
Он внимательно следил за выражением лица капитана.
«Действует, — констатировал Максимов. — Вся эта патетическая риторика действует безотказно. С социальной базой для „чистки“ полный порядок. Что в принципе и ожидалось. И это самое страшное. В день „М“ примут законы, науськают и разрешат. Вот тогда не только кастрировать, глаза вырывать начнут. Борцы за чистоту родины свинорылые! Сначала гадят друг у дружки под окнами, а потом кровью замывают».
Максимов бросил бумажный комок в пепельницу. Завел двигатель.
— Петр Николаевич, хочешь к отделению подброшу? — спросил он совершенно спокойным голосом.
— А? — Участковый нехотя очнулся от невеселых дум. — Если по дороге и время есть.
— У меня сегодня свободный день. — Максимов осторожно вырулил со стоянки. — Библиотечный называется. Но в библиотеку, само собой, я уже не поеду.
Капитан поскреб висок. Персональный ЗИЦ, очевидно, забарахлил, нужную справку предоставил с запозданием.
— А, ты же у нас историк, — кивнул он.
— Археолог, если точно. Но историей тоже приходится заниматься.
— И сколько платят за такую работу, если не секрет?
«Двести пятьдесят, плюс надбавка за риск», — неожиданно пришло на память предложение Василия Васильевича, шефа безопасности холдинга Матоянца.
— Главное, не сколько платят, а что за эти деньги делать приходится, — ответил он вслух, думая о своем.
— Резонно, — солидно согласился капитан. — Рыночные отношения, так сказать.
Максимов покосился на него и с трудом подавил улыбку.
«МК-информ»
У СОБАК НАЧАЛОСЬ ОСЕННЕЕ ОБОСТРЕНИЕ
Очевидно, климатические изменения и дефолт сказались не только на психике граждан, но и на братьях наших меньших. Какое-то непонятное бешенство охватило городских собак. За минувшие сутки в больницы обратилось более двух десятков граждан, покусанных собаками. Кусаются не только бродячие полканы, озверели также домашние любимцы.
Так, утром во дворе дома 45 по улице Космодемьянских доберман чуть не отгрыз руку трехлетнему малышу. Неизвестный гражданин отогнал пса детской лопаткой. В результате чего пес истек кровью.
А в прошедший уикенд на Арбате грохнул одиночный выстрел. Всеобщий любимец арбатской тусовки пес Джек вдруг ни с того ни с сего набросился на фланирующую публику. Потом вцепился в форменные штаны милиционера, за что был застрелен на месте. Что заставило пса покончить с жизнью таким странным способом, неизвестно.