— Да уж, этот ребус они так сразу не отгадают. А завтра я подброшу им еще один. — Винер обвел рукой каюту. — На «Мебиусе» столько аппаратуры плюс оборудование для подводных работ, что судно наверняка подозревается в разведдеятельности. Безусловно, русская контрразведка планирует взять нас в плотную разработку, но, боюсь, у них не хватит сил. С завтрашнего утра начнется грызня спецслужб, и им станет не до нас.
Вальтер сложил домиком пальцы, прижал к губам, надолго закрыл по-старчески сморщенные веки.
— Знаешь, я всегда уважал русских как высочайших профессионалов, — задумчиво произнес он. — По сути, они работали исключительно за идею. Статус офицера спецслужб в обществе, конечно, был чрезвычайно высок. Но что они получали от государства? Квартиру чуть больше и чуть лучше. И загородный коттедж.
— Дачу, — подсказал Винер по-русски. — Мечта каждого русского. Довольно показательно, кстати. «Дача», «сдача», «подачка» — от слова «дать». В самом слове заложен рабский смысл. Не ты берешь, а тебе дают.
— Вот-вот, — кивнул Хиршбург. — Офицеры спецслужб считались и, что греха таить, были элитой общества. Между ГРУ, КГБ и МВД всегда шла борьба за влияние на Кремль. И надо сказать, что Кремль ловко этой конкуренцией манипулировал. Крах СССР лишил это противостояние стержня. Конкуренция конкуренцией, но всегда сохранялся примат патриотизма и государственности. А теперь они воюют между собой за право владеть долей наследства СССР. Фактически, организаций больше не существует. Клан едет войной на клан, группа на группу. И конечно же, они не могут остаться в стороне от дикой схватки за собственность. Так что мы с тобой только что влезли в самую гущу дерущихся псов. Они еще больше одуреют от запаха первой крови.
— Шакалы и псы меня не интересуют. — Винер помассировал виски. — Черт, этот генератор дает слишком мощный фон, — обронил он. — Ты что-то сказал?
— Пока нет, — ответил Вальтер. — Но хотел. — Он помолчал, пристально глядя на Винера. — Не рассчитывай на бой с пигмеями. Подобное притягивает к себе подобное. Равный тебе по силам уже принял твой вызов. Только ты об этом пока не знаешь.
— Хочешь сказать, что следующий ход за ним? — На губах Винера застыла напряженная улыбка.
— Нет. — Вальтер покачал головой. Сухим пальцем указал на книгу — Он, как и ты, не играет. А просто делает то, что считает нужным.
Винер сначала посмотрел на початую бутылку, потом перевел взгляд на старика. Захотелось сказать что-то резкое. Но, подумав немного, он признал, что Хиршбург прав.
Винер был мистиком, несмотря на свой холодный, рациональный ум. Он взял с собой старика не только из-за его опыта и широчайшей эрудиции во всем, что касалось тайной войны. Хиршбург был единственным из ныне живущих, кто держал в руках Чашу Огня, и это делало его уникальным спутником. В сфере за гранью обыденного сознания, что зовется магической реальностью, невозможно пройти путь до конца без проводника и оруженосца. И невозможно избежать встречи с Тем, кто подобен тебе.
Максимов проводил взглядом рубиновые огоньки удаляющейся машины. Осмотрелся. Слева шел длинный забор, за темными кронами деревьев в белых корпусах светились синие огоньки кварцевых ламп. «Скорее всего, больница железнодорожников», — решил он.
— А где кирха? — спросил он у Карины.
— Там. — Она махнула за спину. — Только теперь это православный храм. Рождества Богородицы.
И кирху предместья Понарт, построенную ровно сто лет назад, не обошли перемены.
— Бывает, — обронил Максимов.
Он окончательно сориентировался, вспомнив карту, и даже теперь знал название улицы, хотя в сумраке табличку на доме было не разглядеть. Осталось только прояснить ситуацию.
— Куда дальше? — спросил он.
— Ко мне. — Карина наконец справилась с мощной змейкой на куртке, с визгом застегнула ее до самого горла. Подхватила Максимова под руку. — Здесь недалеко.
Она повела его к старым домам, еще немецкой постройки, солидным и низкорослым, как грибы боровики. Сходство усиливалось покатыми черепичными крышами, темными в этот час и от дождя влажными, как шляпки грибов.
Максимов посмотрел на идущую рядом девушку. Почувствовал, что под плотным слоем грубой черной кожи, унизанной заклепками, прячется ранимое и чем-то очень напуганное существо.
«Если отбросить выпендреж, все они такие. Неприкаянные», — подумал он.
— Слушай, забыл спросить о главном. Тебе сколько лет?
Карина хмыкнула.
— «Старые песни о главном»… Семнадцать. Это что-то меняет? — В голосе прозвучал явный вызов.
— Нет, самое страшное ты уже совершила без меня.
Карина подняла на него недоуменный взгляд.
— В смысле?
— Законы у нас такие, милая, — с поддельной грустью вздохнул Максимов. — Спать с мужчинами можно с шестнадцати лет, а водку с ними до двадцати одного года пить нельзя. Хлопнешь рюмку — и отправишь мужика под статью за вовлечение несовершеннолетней во всенародный алкоголизм.
— Совок, — наморщила носик Карина. — И законы у нас дурацкие.
— Зато мы умные, поэтому их и не исполняем. — Максимов по-своему переиначил известное изречение о строгости российских законов.
Словно услышав его, из-за поворота показался милицейский «уазик».
— Началось. — Локоть Карины ощутимо дрогнул. Свободная рука нырнула в карман куртки.
— Только не дергайся. И никуда не сворачивай, — прошептал Максимов.
Забор больницы уже кончился, можно было уйти в тень палисадника, но Максимов, взяв инициативу на себя, повел Карину вперед по тротуару.
«Из-за Гусева шум. Наряды уже прочесывают город, — подумал Максимов. — Странная смерть. Очень даже странная».
«Уазик» на малом ходу проехал мимо. Сидевшие в нем милиционеры, судя по всему, ориентировки на задержание прогуливающихся парочек не имели.
— Вот и все.
Максимов остановился, развернул Карину к себе лицом.
— Нам туда. — Она указала на двухэтажный дом. Ее глаза были, как у потерявшегося щенка. Он не удержался и провел ладонью по ее влажным от дождя волосам.
— А мама-папа? — на всякий случай поинтересовался он.
— Я одна.
Повода отказываться от приглашения не было. Причин вроде бы тоже.
Но Максимов медлил. Девушка, так странно вошедшая в его жизнь, не прилеплялась к операции никаким боком. Не играла, в этом он не сомневался. У нее был какой-то свой интерес. Но к заданию Максимова и тем более к смерти Гусева она никакого отношения не имела.
«Почему ты так уверен?» — спросил он сам себя. И не получил ответа.
Карина повела его к торцу дома, а не к подъездам.