Настиной студии принадлежали три комнатки в этом термитнике. Одна — якобы офис, вторая — якобы общая, третья — монтажная. Своему назначению постоянно служила лишь последняя. В двух первых каждый работал там, где смог пристроиться. Проблему с рабочими местами решали столы, выстроенные в длинный ряд в центре комнаты, и изобилие стульев.
Постучал в нужную дверь. До сих пор никто не сменил лозунг, пришпиленный на уровне носа:
«Жизнь — это кино, а люди в нем — зрители». Неизвестный остроум перефразировал изречение Шекспира. Получилось довольно цинично, но зато ближе к истине.
— Разрешите? — Дмитрий шагнул через порог.
Двое парней подняли головы над мониторами. В конце длинного стола сидела Настя, напротив нее на стуле, уперевшись коленками в сиденье, устроилась штатная художница Даша. По случаю летней жары одежда на Даше была сведена к шортам и куцей маечке, но поза и наряд на прилипших к монитору особ мужского пола не производили никакого впечатления.
Дмитрий оторвал взгляд от Дашиных округлостей, посмотрел на выжидающе молчащую Настю и глупо улыбнулся.
— Я вам звонил, не отпирайтесь, — выдал он, чем вызвал максимальное округление глаз повернувшейся на голос Даши.
В папке под мышкой лежали досье, конфискованные при обыске в лаборатории Мещерякова, всю дорогу Дмитрий репетировал разговор с Настей, серьезный разговор, который должен был стать вершиной устного оперативного творчества, но стоило встретиться взглядом с Настей, как все вылетело из головы.
— Ой! — Даша узнала Дмитрия и с испугом посмотрела на Настю.
— Да, девки, бывших надо резать! — вздохнула Настя. Встала, отодвинула ворох эскизов. — Между прочим, мог бы и пораньше приехать. Мне уходить скоро. Светская жизнь одолела.
За месяцы, которые они не встречались, Настя ничуть не изменилась. Сразу же после выписки из Склифосовского Настя напоминала беженку или жертву кораблекрушения, чудом выброшенную на берег. Поблекшее лицо, остановившийся взгляд. Время — лучший доктор, довольно скоро Настя пришла в себя и незаметно превратилась из симпатичной ершистой девчонки в женщину с той непередаваемой красотой, что идет от корней, от породы. Черты лица заострились, проступила ранее незаметная чувственность, взгляд все чаще делался властным и одновременно равнодушным, как у людей, привыкших не командовать, а повелевать, уверенных в своей силе настолько, что не считают нужным ее демонстрировать. Дмитрий так радовался Настиному возвращению к жизни, что не сразу заметил, что заново родившаяся Настя оказалась необратимо другой. С каждым днем она все больше и больше отдалялась, и настал тот день, когда всё, что связывало их, треснуло и рассыпалось, как сосулька, ни собрать, ни склеить, только пальцы обморозишь.
— В пробку попал, — против воли смутился Дмитрий.
— Немудрено, ты же у нас квадратная пробка для всех круглых дырок, как я понимаю.
— Ты что такая злая, Насть?
— Да затрахали уже с утра! — Настя села на стол, легко перебросила ноги, спрыгнула на другую сторону. В отличие от подчиненной Даши, на работу пришла в шелковой рубашке навыпуск и светло-синих джинсах. Трюк с сокращением пути к Дмитрию получился в ее исполнении в меру скромным. Она сдула челку, упавшую на лоб. — Тьфу! Дашка, в монтажной кто?
— Никого, — ответила подруга, единственный зритель короткой пикировки между Настей и Димкой. Молодые люди уже уткнулись в мониторы.
— Даш, под твою ответственность! Если придут ко мне, скажи, я в монтажной.
— Хорошо, Настенька, — с готовностью кивнула Даша.
— Пошли, боец невидимого фронта. — Настя подхватила Дмитрия под руку и вывела в коридор.
Монтажная находилась через дверь от офиса. Маленькая комнатка с наглухо зашторенными окнами. Стол с монтажным оборудованием, пара мониторов. Три кресла на колесиках. Пахло пылью, табачным дымом и немытыми полами.
— Садись. — Настя толкнула ногой к Дмитрию кресло, сама полезла под стол, в темноте щелкнула тумблером, зажглась неяркая настольная лампа. Загремели пустые бутылки. — Нычечки-заначечки, — проворчала Настя из-под стола. — Ага!
Вылезла на свет, стряхнула с плеча пыль.
— Кофе будешь? — Настя потрясла в руке банку.
— Давай.
— У нищих слуг нет. Вон чайник, вот кружка. Сахар уже перемешан с кофе, так наш монтажник чудит.
Дмитрий поболтал в руке чайником, определил, что воды хватит, и щелкнул тумблером.
— Ты Белова давно не видела? — Он задал вопрос мимоходом, в это момент старательно рассыпал кофе по кружкам.
— Давно.
— Странно, присказка о нищих — из его репертуара.
— Тебе лучше знать, ты у него служил, не я. — Настя приняла из его рук кружку. — Спасибо. Ой, горячая!
— Значит, с Беловым ты не встречалась. — Дмитрий поставил перед собой кружку, стал водить пальцами над поднимающимся над ней облачком пара. — И он тебе не звонил?
— Дим, а у тебя с женщинами все в порядке? Ну, нормально получается?
— Ты это к чему?
— К тому, Димочка, что я тоже умею задавать вопросы на засыпку. — Настя сделала маленький глоток и кротко улыбнулась. — Вот ты папочку под пиджачком прячешь. К какому выводу должна прийти набитая дура, вроде меня? Сегодня Виктор, мой бывший муж, выбросился из окна. Само собой, в прокуратуру меня уже таскали. Не пытали, но настойчиво спрашивали, не горела ли я желанием отправить на тот свет Витю. А таскали меня, заметь, в районную прокуратуру. Я, конечно, дура-дурой, но помню Витькины научные закидоны. Все исследования, что они проводили с профессором Мещеряковым, стопроцентно попадали в поле зрения спецслужб. Значит, дело по его смерти ведет Следственное управление ФСБ или, на худой конец, курирует Лубянка. Не успела я в себя прийти, как появляешься ты. Не с цветами в руках, а с папкой под мышкой. Отсюда вывод, что дело в руках СБП. А в папке что-то по мою душу. — Заметив Димкино замешательство, она усмехнулась. — Бедненький, расшифровали его! Откуда знаю, что СБП? Дим, прости за интимные подробности, но в апреле мы как-то вновь оказались в одной постели, а у тебя из кармана выпало удостоверение.
Дмитрий тяжело засопел.
— Зачем ты так?
— А затем, что я тоже живой человек! — Настя едва не расплескала кофе. — Один такой же, правильный и чистенький, полдня нервы мотал. Вопросы типа твоих задавал, на нестыковке ловил, ботаник стерильный! Год как из института, а уже мокрые дела крутит. Да мой папа «важняком» в прокуратуре Союза был, когда вы даже букварь не читали.
— Но в его годы не было семи убийств с огнестрельными ранами за день, — возразил Дмитрий. — И машины в центре города не взрывали.
— Нашел чем городиться. — Настя достала сигарету. — Ладно, извини. Нервы действительно попортили. Не каждый день бывший муж из окна сигает. Ты мне одно скажи, Дим. Ты сюда как друг пришел или как опер?