— Есть только один способ.
— Какой же?
— Участвовать в поединке.
Лилит отвернулась. За время общения с теми, кто называл себя сатанистами и ведьмами, она уже успела устать от дешевой мефистофельщины. Насколько успела убедиться, дальше параноического бреда и сексуальных извращений никто из адептов черной магии не продвинулся. Она ловила себя на мысли, что с самого начала относилась к ним, как рано повзрослевшая отличница к бестолковым одноклассникам. Опускаться до их уровня считала ниже своего достоинства, а поднять дегенератов выше грязи, в которой они копошились, еще никому не удавалось. В глубине души она верила, что где-то есть иные уровни, где Зло утонченнее, притягательнее и бездоннее, чем та липкая «бытовуха», чернуха и порнуха, которой упивалось, как дешевым портвейном, ее нынешнее окружение. Где-то должен был существовать вход в мир, чуждый всему человеческому, где обитают Великие Невидимые, чей холодный взгляд она все чаще чувствовала на себе. Но голос Великих она еще не слышала. На нее положили взгляд, ее избрали, но еще не призвали. Существовало поверье, что весть от Великих Невидимых избраннику должен доставить посланник. Он войдет в твою жизнь неожиданно, но ты узнаешь его, словно все время он был рядом.
Лилит резко повернулась, едва не расплескав вино в бокале. Но за спиной никого не было. В тот вечер Хан ушел, не назвав своего имени.
* * *
Хан вынырнул из темноты неожиданно и бесшумно. Лилит вздрогнула, когда щелкнул замок на дверце и скрипнуло водительское кресло. Подняла голову. Хан сидел неподвижно, только пальцы поглаживали изгиб руля.
— Что там, Хан?
— Все погибли. Нашли шесть трупов. Лилит села, поджала под себя ноги.
— Ты их сам видел?
— Только один труп, тот, что нашли в гараже. Его вытащили сразу. Сильно обгорел, не узнать. Но одно я увидел четко, головы у трупа нет. — Хан стиснул пальцы на руле. — Остальные все еще в подвале. Пожарник, который пробрался в подвал, успел разглядеть, что у одного трупа вспорота грудная клетка. Тебе ясно почему?
— Марго устроила жертвоприношение. — Лилит стукнула кулаком по спинке переднего сиденья. — Жаба старая! Я же сказала: убрать — и все!
— Поэтому ему удалось так легко их взять. Один остался охранять, остальные спустились в подвал. — Хан сел вполоборота, посмотрел на Лилит. — Он был здесь, я уверен. С утра встал на след, а настиг только сейчас. Очень хороший охотник. И очень опасный.
Лилит отвернулась к окну, неподвижным взглядом уставилась на облупленную стену клуба.
— Надеюсь, Марго хорошо прожарилась, — зло процедила она. — Играла в ведьму и доигралась!
— Надеюсь, перед этим она ничего не успела сказать, — обронил Хан, продолжать не стал. Посмотрел в зеркальце заднего вида на Лилит, она молчала, словно не расслышала его слов.
Хан повернул ключ в замке зажигания, под капотом мерно заурчал двигатель. Осторожно развернул машину. Передние колеса «фольксвагена» нырнули в колею грунтовой дороги, машина вздрогнула, и Лилит очнулась.
— Пожар начался в подвале, у него было время обыскать дачу. Будем считать, что кассеты он нашел.
— Правильно, — кивнул Хан. — Если в центре нашел аппаратуру, то должен был догадаться, что где-то хранятся кассеты. Легионер сказал, что они успели вытащить кассету. Честно говоря, я рассчитывал на нее. Теперь никаких примет этого человека у нас нет. У Красного была сломана рука. Стоило этому человеку увидеть повязку на руке Красного, уверен, сразу же сообразил, что кассеты где-то в доме. Возможно, он не успел их найти. Но ты права, лучше считать, что они у него. — Хан притормозил у выезда на шоссе. Мимо быстро проносились машины. Хан ждал возможности вклиниться в поток.
— Ты сказал, он хороший охотник?
— Да, Ли. Это охотник и воин. Его не сбить со следа и он всегда добивает врагов.
— Подай мне сумку.
Хан взял с соседнего сиденья сумочку, не оглядываясь, протянул Лилит.
Она достала из нее мобильный телефон. Набрала номер.
— Але, Нинон? Слышу музыку. Ты где, хорошая моя, так отрываешься? Очень мило! А я уже соскучилась. Нет, давай я сама подъеду. Жди. Все, целую. — Лилит отключила телефон. Уже совсем другим голосом сказала Хану: — До Нины он еще не добрался.
— Ли, ему нужна ты.
— Догадываюсь. Поехали, Хан, у нас мало времени. Мне еще надо заскочить домой, кое-что взять.
В лицо пахнуло острое звериное дыхание. Вслед за этим по щеке прошлось что-то липкое и шершавое. Максимов поморщился, с трудом открыл глаза. Прямо над ним нависла лохматая собачья морда.
Максимов запустил пальцы в густую шерсть, потрепал пса по загривку. Янтарные глаза пса сразу потеплели.
— Да живой я, живой, — проворчал Максимов. — Но смерти моей ты явно хочешь. Что надо, Конвой?
Пес нетерпеливо перебрал передними лапами, ткнулся мокрым носом в грудь лежащего на полу Максимова.
— Так, псина, мы с тобой десять минут погуляли?
Ты свои дела в кустах сделал? Вот и терпи до утра.
Пес повторил маневр, что на его собачьем языке, очевидно, означало: «Вставай, гад».
— И не подумаю! — Максимов даже не пошевелился. — Сказал же, утром подольше побегаем. Видишь, сил нет. Уйди, Конвой.
Он протянул руку, чтобы оттолкнуть пса, но тот отскочил сам, издал короткий рык и зацокал когтями на кухню. Вернулся, неся в зубах пластмассовую миску. Бросил рядом с Максимовым.
— А вот за это извини, брат!
Максимов перевернулся на живот, собрался с силами и, оттолкнувшись руками, резко вскочил на ноги. Туже обмотал соскользнувшее с бедер полотенце.
— Не стой молчаливым укором. Конвой. Бери миску и пошли. — Он махнул рукой, первым выходя из комнаты.
На кухне он налил в миску воду, поставил перед радостно заурчавшим псом. Сел на диванчик, ноги положил на табурет.
Усталость все еще давала о себе знать. Он вернулся домой час назад, сил едва хватило, чтобы вывести Конвоя на улицу и перетерпеть те десять минут, что пес носился по окрестным кустам. Энергии у него за день скопилось изрядно, а у Максимова почти не осталось. Пришел, разделся и рухнул на пол. Сразу же расслабился до кисельных мышц, с наслаждением ощутил, как по телу прокатилась теплая волна. Так бы и лежал, дожидаясь телефонного звонка, если бы не Конвой, напомнивший, что вода в миске уже кончилась.
Максимов посмотрел в окно, уже стемнело. В доме напротив все еще светились окна.
«Странно, как летит время. Родилось и выросло целое поколение полуночников. Им и невдомек, что десяток лет назад самая поздняя передача заканчивалась в полночь, а до утра шел только „Новогодний огонек“. Кстати, не все выдерживали до конца, привычки не было. Ларьков ночных тоже не было, кто не успевал затариться водкой до девяти вечера, терпел до утра. Хотя нет, выкручивались и тогда. У любого таксиста в багажнике имелся ящик водки. — Максимов улыбнулся воспоминаниям. Потом на ум пришло другое, и улыбка погасла. — Еще выросло целое поколение войны. Родились под обстрелом, играли среди руин, и вместо средней школы окончили ускоренные курсы выживания. Пойди им теперь докажи, что „человек — это звучит гордо“, если они уже знают, что человек — это мишень или труп в канаве. И что прав тот, у кого автомат».