На следующий день Ашот вошел в партком Спецмонтажстроя и положил на стол партбилет. И вышел сначала из кабинета, увешанного портретами вождей, а потом через проходную — на улицу.
На следующий день он остался один. Жена взяла чемоданы, упакованные для поездки в Женеву, и переехала к родителям. Детей у них не было, развели быстро.
Но партия загладила невольный грех, разрешив кооперативы. Ашот Михайлович ушел в работу, как некоторые уходят в запой. Все, что он умел делать, — это строить. И строил, пока все разрушали, приватизировали и растаскивали.
С первым миллионом пришел вопрос: а зачем живу? Судьба благосклонна к страстостерпцам. Когда уже нет сил терпеть, она посылает им тех, ради кого стоит жить дальше. Случайно встретил на улице молодую женщину, ведущую за руку девочку-егозу. У обоих были иссиня-черные брови и глаза, какие бывают только у женщин Армении. Ашот пошел следом. Догнал. И с тех пор они не разлучались.
Максимов смотрел на Ашота Матоянца, чувствуя, что и ему нет необходимости представляться. Ашот не выглядел человеком, способным к спонтанным поступкам. Какими бы неожиданными ни казались его действия окружающим, для самого Ашота они были результатом тщательного расчета и долгих тяжелых размышлений.
— Вы — Максимов, не так ли?
— Да. — Максимов отложил газету. — Простите, с кем имею честь?
— Ашот Матоянц. Отчим Карины.
— Очень приятно.
Ни Максимов, ни Матоянц не протянули руки.
«Значит, предстоят серьезные разборы», — подумал Максимов.
В холле сразу же нашлись двое, явно телоохранительных габаритов.
— Ваши? — указал глазами на них Максимов.
— Да. Вас это тревожит?
— Ни коим образом.
— А меня тревожит судьба Карины, — перешел в наступление Матоянц.
— И мне она небезразлична.
— Значит, мы по-разному видим ее будущее.
— Что же удивительного, мы же люди разного круга, — мягко указал Максимов.
Матоянц полез в карман. Достал золотой портсигар. Впрочем, не вычурный и тяжелый, а тонкой старой работы.
— Курите? — поинтересовался он.
— Благодарю, предпочитаю свои.
Матоянц закурил. Сел, закинув ногу на ногу. Прощупал Максимова взглядом, как тычут ножом в прожарившегося барашка, определяя, пора ли подавать на стол.
— Как вы догадались, я о вас многое знаю. Не все. Но достаточно.
Максимов выжидающе промолчал.
— Будь вы охотником за невестами, озабоченным дегенератом или нечесаным неформалом, типа тех, с кем раньше водилась Карина, разговор был бы другим. Вы, надеюсь, понимаете?
— Безусловно, — согласился Максимов. — Как и отдаю себе отчет в том, что беседую с авторитетным и влиятельным человеком, который не унизится до необдуманного поступка.
Матоянц по-новому посмотрел на Максимова.
— Что ж, это похоже на то, что мне о вас говорили. — Он не стал уточнять, кто и что именно говорил. — Карина сейчас поедет домой, — заявил он. — И вы о ней забудете.
— Первое вполне вероятно, второе невозможно, — ответил Максимов.
Ашот Михайлович покраснел до кончиков ушей. Тяжело засопел. Краска медленно схлынула с лица.
— У вас с ней серьезно? — с явным усилием произнес он.
— Да. Серьезно и взаимно.
— Карина через неделю уезжает учиться во Францию. Учебу в университете я уже проплатил. Все бумаги оформили, пока эту девчонку черти носили неизвестно где.
— Она ездила хоронить отца. В Гамбург. Я ее сопровождал. Извините, что Карина не поставила вас в известность. У нее были свои резоны, мне непонятные, но тем не менее я посчитал себя не в праве настаивать и тем самым вмешиваться в ваши семейные отношения.
Ашот Михайлович сузил глаза. С видимым усилием заставил себя расслабиться.
— Все, вопрос закрыт, — сказал он, откидываясь на подушку. — Теперь займемся вами, Максим. Насколько я знаю, вы собираетесь в экспедицию?
— Ваша осведомленность делает вам честь, — улыбнулся Максимов.
— Моя осведомленность стоит денег, только и всего. Невелика честь гонять охранников по всему городу и заставлять их следить за дочкой! Впрочем, не первый раз, чтобы вы знали. Да бог с ней. Речь о вас. Итак, экспедиция. Она стоит денег. — Ашот Михайлович стряхнул столбик пепла в пепельницу. — Сколько?
— Вы предлагаете мне деньги за то, что я оставляю Карину в покое?
— Именно. Но можете потратить их на экспедицию. Я предпочитаю покупать людей, а не стрелять в них. Смерть порождает проблемы, а деньги их решают. Двадцать пять тысяч вас устроят?
— Мне нужен самолет до Душанбе. Срочно.
Ашот Михайлович повел бровью.
— Как срочно?
— Вылет — завтра утром.
Новая порция пепла упала в пепельницу.
— Минус пятнадцать тысяч от суммы договора, — произнес он тоном бизнесмена.
— Согласен, — кивнул Максимов.
— Вы отдаете себе отчет, что через минуту опротестовать сделку не сможете?
— Безусловно. Как и вы.
— Я-то за свои слова привык отвечать.
Ашот Михайлович вскинул руку. По его сигналу один из телохранителей с грацией танка двинулся к дивану. Склонился над хозяином, одновременно вперив взгляд в Максимова.
Выпрямился с ничего не выражающим лицом, сунул руку во внутренний карман пиджака. Скользящим движением, прикрыв ладонью, опустил в подставленную руку хозяина плоский сверток.
Ашот Михайлович протянул Максимову деньги.
— Здесь пятнадцать тысяч. Пять передадите командиру экипажа на летном поле.
Максимов принял конверт, сунул в карман.
— Вот телефон командира. — Матоянц написал номер на обороте визитки. — Позвоните немедленно. Им надо подготовиться. Еще просьбы будут?
— Да, одна.
На лице Ашота Михайловича отразилось нескрываемое торжество.
— Какая? — процедил он.
— Берегите Карину. Теперь вы за нее отвечаете.
Ашот Михайлович внимательно посмотрел на Максимова.
— Я подумал, вы хотите попросить не ставить в известность Карину.
— А я знал, что вы так подумаете.
Ашот Михайлович встал вслед за Максимовым. Ростом он оказался ниже Максимова, что, однако, не бросалось в глаза из-за властного облика.
Неожиданно для Максимова он протянул руку.
— Моя информация о вас оказалась не полной, — произнес он. — Вернетесь, дайте о себе знать. Есть смысл сотрудничать дальше.