Мисти хрипло вскрикнула, выгнулась в дугу, закинув голову. Замерла, не дыша. Мышцы, сведенные судорогой, дрожали, как перетянутая струна. Через несколько секунд воздух вырвался из распахнутого рта, и она рухнула лицом в подушку. По телу, от шеи к икрам, прокатились упругие волны, с каждым разом все слабее и слабее. Наконец, Мисти затихла, словно провалилась в глубокий обморок.
Лицо Мио осталось фарфоровым, бесстрастным. Только едва заметно расширились тонкие ноздри и набухли и потяжелели губы. Она потянулась к сбитому в изножье покрывалу, из складок шелка наполовину извлекла нефритовый стержень. Замерла, ожидая разрешения Винера. Он с улыбкой посмотрел на эту игрушку, древнюю, как сам грех однополой любви, и отрицательно покачал головой.
Пересел в кресло. Взял из пачки, лежавшей на столике, сигарету. Она была тонкой и необычно длинной, с золотым ободком на фильтре. Еще одна дамская игрушка. Чиркнул зажигалкой. По комнате поплыл сладкий, дурманящий голову дым. Язык и нёбо Винера захолодило, словно вдыхал ментол. Но в сигарете был вовсе не ментол, поэтому, сделав две затяжки, он протянул сигарету Мио. Она тоже ограничилась парой затяжек, потом наклонилась и вложила сигарету в полураскрытые мягкие губы Мисти.
Мисти курила, медленно приходя в себя. Постепенно ее глаза очистились от мути, а от лица отхлынула кровь. Она перевернулась на спину, нашла ладонь Мио и положила себе на живот.
— Словно молния прошла насквозь, — прошептала она. Покосилась на Винера. Тот не сделал ни малейшей попытки встать с кресла. Отчужденно, будто ничего в спальне не произошло, произнес:
— Мне потребуется вся ваша проницательность, милые дамы.
Он бросил на постель пачку фотографий. Мисти приподнялась на локте, отбросила с лица упавшую прядку Стала одну за одной перебирать фотографии.
Просмотренные передавала Мио.
— Очень хороший фотограф, кстати. Такое впечатление, что это не оперативная съемка, а кадры из фильма Годара. — Мисти передала последнюю фотографию. — Это Гамбург, я правильно поняла?
— Да, клиент прибыл сегодня. Признаюсь, достаточно неожиданно для нас.
— С молоденькой партнершей, что самое неожиданное? — Мисти хитро прищурилась.
— Да, это несколько портит наши планы. Подумай и скажи, эту пару можно разбить?
Мисти потянулась вперед, раздавила сигарету в пепельнице. Тем временем Мио выбрала из пачки две фотографии и положила перед ней.
— Умница, Мио. — Мисти едва взглянула на фото. Погладила японку по щеке. — Не прячь глазки, милая. Я же вижу, ты ревнуешь.
— Завидую, — коротко уточнила японка.
— Черная зависть и есть ревность, — усмехнулась Мисти. — Лично я просто впадаю в бешенство, когда вижу, что другие имеют то, что никогда не получить мне.
— И что же ты тут увидела?
Винер взял фотографии. На одной Карина сидела за столиком уличного кафе, подняв голову, смотрела на стоящего рядом Максимова. На другой он, обхватив ее за плечи, переводил через дорогу. Смотрели они при этом в разные стороны: Максимов — вдоль улицы, Карина — во все глаза на него.
— Разбить можно лишь то, что треснуло, Клаус. А они сейчас составляют единое целое. Обрати внимание, как она на него смотрит.
— То, что девчонка влюблена в него, как кошка, видно невооруженным глазом. А он?
Мисти не успела ответить.
— Волосяной мост, — тихо вставила японка. Винер не стал переспрашивать. Мост из волос над пропастью, в которой клокочет океан огня, — один из символов восточной мистики. На другой берег способна переправиться только душа Ищущего, не обремененная тяжестью грехов. Вступив на Волосяной мост, нельзя спешить, нельзя останавливаться, нельзя повернуть назад, а каждый шаг может стать последним. Легче идти, если судьба послала тебе опытного Проводника, на чье надежное плечо можно опереться, у кого хватит сил вытянуть тебя, если соскользнешь вниз. Только надо доверять Проводнику так, словно растворился в нем, стал одним целым. Несогласованное движение, страх, подозрение — и вы оба летите в пропасть.
«Черт, возможно, Мио права, — подумал Винер. — Он ведет девчонку по дороге Посвящения. Хиршбургу такое и в голову прийти не могло. Вот что значит — женщины»,
«Черное солнце», как и любое тайное общество, использовало женщин в качестве самого надежного оружия. Можно, конечно, просто убить противника. Но это слишком примитивно. И вовсе не допустимо в долговременной игре, рассчитанной не на один десяток лет. Если надо не ломать, а склонять, изменять, а не корежить, то лучшего средства, чем женщина, не найти.
Лишь она способна превратить робкого в героя, храбреца — в труса, заставить вспыхнуть божественным огнем посредственность и выхолостить гения. Она способна поставить на колени властителя и заставить народы пасть ниц пред ничтожеством. Важно лишь знать, какую женщину подвести к какому мужчине. При этом точно соблюсти пропорции грез, расчета, страсти и преклонения. Это и есть «алхимия любви», которой с трепетом предаются маги-властители. В их распоряжении легион вампиричных инкубов, холодных искусительниц, утонченных мучительниц, отвязных хулиганок, порочных сластолюбок и робких монашек. Многие великолепно образованы, все без исключения умны и умеют читать в мужской душе наискосок и между строк.
Винер любил своих женщин, как воин любит оружие. Ухаживал и любовался леденящей кровь красотой. И никогда не позволял себе ослабить хватку. Вырвавшееся из рук оружие способно смертельно ранить самого хозяина.
Он прошел к окну Раздвинул жалюзи.
Ночь уже накрыла плоскогорье звездным покрывалом. Лишь на горизонте, где солнце ушло в море, еще светилась серебристо-голубая полоса. Будто кто-то небрежно задернул черную штору, и теперь наружу льется свет ночника. В траве под окном оглушительно верещали цикады. В стекло врезался жук, возмущенно загудев, улетел в темноту.
За апельсиновой рощей, слева от дома, раздался низкий рокот. Потом послышались свистящие удары, словно коса вонзалась в сухую траву. Экипаж вертолета прогревал двигатель, готовясь к полету.
Винер посмотрел на женщин, отражавшихся в стекле, как в черном зеркале. Мисти лежала, закинув руки за голову в позе гойевской Махи. Мио неподвижно сидела в прежней позе, поджав под себя ноги. Обе повернули лица к окну.
«Мио использовать нельзя. Слишком похожа на ту тайку, что убила Дымова. Это может вызвать подсознательный страх у девчонки. А „Мангуст“ сразу же это почувствует. Мало кто может устоять против Мио из рода Мотизуки, [31] но рисковать не стоит. Мисти — эмансипированная европейка, умна и благородна, без всякой примеси плебейской крови. Эталон для самостоятельно мыслящей девчонки. Как для безмозглых юных „куриц“ — Барби. Должно сработать», — решил он.